Все встроенные в тело системы дистанционного предупреждения мгновенно активировались, но это лишь вызвало новую довольную улыбку сытой кошки. Сигнал не проходил! Внутренние же сигналы, нацеленные на скрытые в теле импланты, неожиданно заблудились в хитросплетениях наложившихся на нервную ткань полей. Тело прогнуло дугой.
— Не советую дёргаться, мальчик, — опять этот обжигающий своей игривостью голосок. — Импланты не помогут. Этот аппарат заблокирует любой сигнал нервной системы, противоречащий заложенной в него программе. Но даже если такой сигнал вдруг и пройдёт… сканирование уже завершено. Тебе восстановят уничтоженный участок тела в считанные минуты.
— Кто… ты… — на лбу лжеторговца проступили крупные капельки пота. Он уже догадывался, каким будет ответ. Однако реальность превзошла самые худшие его опасения.
— Кошка. Поймавшая мышку кошка, — с ноткой грусти изрекла милаха, вытаскивая боевой имплант из среднего пальца и начиная нервно теребить его зубками.
В то же мгновение сознание будто бы вышибло из тела. Энтони всё видел, всё понимал, но ни на что повлиять уже не мог. Заработавшие алгоритмы капсулы принялись скрупулёзно выводить из тела импланты. Всю тонкую вязь сигнальной системы, все вживлённые в уязвимые точки бомбы, все призванные подать на внешний приёмник сигнал маяки. Не прошло и десяти минут, как мужчина остался совершенно беспомощным перед лицом пленившей его республиканки. Да что там, он даже с собой покончить не смог бы, возникни в этом настоятельная потребность!
Но вот крышка капсулы раскрылась. Ещё шального после анестезии, Гриберса подхватили сильные руки. К недавней метиллии добавилась ещё одна кошка, на этот раз бессовестно рыжая, с насмешливой искоркой в зелёных глазищах. Девочки действовали чётко и слаженно, они не посчитали нужным даже надеть на пленника силовые наручники — сильные тренированные руки, обманчиво изящные, прекрасно справлялись с задачей удержания кошачьей добычи. Конечности экзотичной мышки оказались заломлены за спину на болевой, тело согнулось в три погибели. Даже в мыслях у мужчины не было пытаться сопротивляться — слишком наглядной вышла демонстрация возможностей. А через десяток секунд его уже закидывали в оказавшийся у служебного входа катер. Там Гриберса приняла ещё одна кошка. Одного взгляда в спокойные бездонные океаны глаз ариалы лжеторговцу хватило, чтобы осознать всю степень собственного падения. В глазах странной республиканки жила убийственная безмятежность опытного палача. Энтони знал этот взгляд — сам когда-то был таким.
— Я всё скажу, — выдавил из себя мужчина.
— Конечно скажешь, — безразлично бросила большая кошка. — Окажешься на
— Не надо… — в голосе против воли проскользнула мольба.
— Надо. Тебе будет полезно попробовать республиканскую технику. Не всё же ваши доморощенные поделки эксплуатировать… Заодно прочувствуешь, каково было тем республиканкам, что прошли через тебя… в прошлом. Я обещаю подарить тебе массу острых незабываемых ощущений… А потом мы, конечно же, поговорим. Если будешь достаточно убедителен…
Викере хватило сорока минут, в которые вошла и дорога до застенок Базы. Сам мужчина спёкся ещё до начала обработки, а уж по прошествии каких-то жалких десяти минут больше напоминал верещащего порося, чем человека. Пусть и мужчину. Вообще, ариала давно заметила, что палачи из числа внешников чаще всего оказываются особенно беззащитными в роли жертвы. Профессиональная деформация… когда кайфуешь от боли других, сам невольно проникаешься этой болью, напитываешься ею, становишься похожим на обожравшегося кровью комара. И когда приходит твой черёд
Съёжившийся сейчас на столе, судорожно охвативший «локтевым хватом» специальную подложку, мужчина давно смирился с неизбежным. Ещё до прихода в его мир Республики смирился. Он ведь даже по меркам внешников был отморозком, каких поискать — в патриархальной цивилизации Штарна не принято было мучить женщину, существо заведомо более слабое, к тому же призванное приносить в этот мир новую жизнь. Когда подошло время, вся его гнусь, все потаённые кошмары вылезли на свет белый, сделав за мучительницу большую часть её работы. Сейчас, когда пытка осталась позади, лже-Энтони мог лишь плакать, ни на секунду не прекращая