Кошачий глаз

— Я к ней зашел. Мне хотелось узнать, как она пережила визит… к вам, и снова пригласить ее на обед. Перед домом я наткнулся на полицейского, но не придал этому значения. Я подошел к консьержке. Она сказала, что Огюсту отвезли в госпиталь Кошен. Я поехал туда. Мой дядя работает там хирургом, поэтому я знаю одного терапевта, у которого было тогда дежурство. Он пошел о ней узнать. Она отравилась моим лекарством! Я подумал, что мне надо немедленно прийти в полицию, все объяснить…

— Значит, сегодня вы ее не видели?

— Нет. Но все из-за меня, из-за меня!

— Расскажите лучше все по порядку, — сказал Пикар.

— Я не могу собраться с мыслями. Я совершенно раздавлен случившимся…

«Совсем как Симон», — подумал Бело.

— Я очень любил мадемуазель Шенелон, — продолжал Франсуа. — Она относилась ко мне, как к другу, но я не терял надежды когда-нибудь взять ее в жены. Еще позавчера я думал, что она холодна ко мне из-за шрама, который у меня с детства. Трудно справиться с реакциями такого рода. Но вчера я понял, что дело совсем не в этом. Я не почувствовал себя оскорбленным. Я был счастлив уже и тем особым доверием, которое она мне оказывала. У нее было удивительно светлое отношение к миру и к людям, оригинальный ум, тонкое чувство юмора. Я познакомился с ней в университете. Я публично читал свой реферат, и, когда закончил, она подошла ко мне. Я пригласил ее в кафе. Мы болтали обо всем на свете, я смотрел в ее блестящие глаза и чувствовал, что…

Он запнулся и прикусил губу, пересеченную шрамом. Это не прибавило ему красоты, но помогло справиться с волнением.

— Вчера утром, листая газеты, я не обратил внимания на убийство в Нейи, — продолжал Франсуа. — Меня вообще мало занимает уголовная хроника. К тому же Огюста при мне никогда не упоминала Жан-Марка. Это ему караульный надевал наручники перед тем, как я вошел?

— Да, — ответил Пикар.

— Но почему? Он ведь невиновен! Я могу это доказать!

— Он арестован по обвинению в фальсификации картин.

Франсуа оторопел:

— Я говорю об убийстве.

— Мы понимаем. Рассказывайте, пожалуйста, дальше.

— Итак, вчера во второй половине дня я должен был с ней встретиться. Я чуть-чуть припозднился и пришел сразу после того, как от нее ушел инспектор. Выглядела она ужасно. Лицо было смертельно бледно, глаза неподвижны. Она встала, заходила по комнате, скрестив на груди руки, потом начала говорить и говорила долго-долго, в пустоту, ни к кому не обращаясь. Казалось, она не говорит, а исходит кровью. Мне даже стало страшно — вдруг она умрет?! Я не сразу понял, к кому относятся ее упреки. «Он посмел сказать, что пришел от имени Жан-Марка Берже! Жан-Марка!» — повторяла она. Речь шла об инспекторе. Она снова и снова пересказывала их разговор. Вы, конечно, знаете, о чем они беседовали.

— Это неважно, — сказал Пикар. — Мы хотели бы услышать этот разговор в интерпретации мадемуазель Шенелон.

Франсуа почти в точности повторил то, что было написано в рапорте Симона Ривьера. От себя он добавил только одну фразу: «Я сразу узнал об убийстве, об отрубленной руке, о чемодане и об отношениях Огюсты с этим Жан-Марком, которого она явно продолжала любить».

Франсуа дошел до встречи Огюсты с мадемуазель Сарразен. Бело жадно ловил каждое слово. Когда Франсуа повторил слова Югетты: «Уходите отсюда! А если с Жан-Марком что-нибудь случится, я буду знать, чьи это проделки», Бело чуть не крикнул: «Итак!». Но Франсуа не произнес этого слова.

— Окончив рассказ, Огюста остановилась передо мной, — сказал он. — Она положила мне руки на плечи, подняла на меня свои невидящие глаза, помолчала и промолвила: «Конечно, я не могла вообразить, что с Жан-Марком что-то случится. Это была ненависть ко мне, в которой, однако, крылось что-то необычное. Итак…»

Пикар и Бело одновременно ощутили пронизывающее наслаждение. Между тем ничего не подозревавший Франсуа продолжал: «Итак, я поняла, что очень его люблю и что могу сделать для него то, чего не смогла бы ни одна другая провинциалка из-за отсутствия средств и связей. Но мне надо было уйти из его жизни навсегда».

И это все? Бело и Пикар, пряча друг от друга глаза, ждали конца рассказа уже без надежды услышать что-либо новое. И действительно, все было так, как они предполагали. Огюста впала в отчаяние. «Я должна была предупредить их, что они меня больше не увидят, что они могут жить долго и счастливо и я никогда не встану на их дороге, — говорила она. — Я понимаю теперь: кто-то из ее окружения, скорее всего покинутый любовник, подслушал наш разговор и решился на убийство. А Жан-Марк, наверное, во всем обвиняет меня».