Неважно, заверил я себя. Мне и одному всегда было хорошо.
Но почему-то я больше не мог в это поверить.
Мы с Аной забрали багаж, миновали таможню и зал досмотра. В зале прибытия люди встречали своих друзей и родных. Нас никто не ждал. Я изогнул шею, высматривая знак поезда AirTrain, но Ана вдруг похлопала меня по плечу:
– Рик? Кажется, этому парню от тебя что-то надо.
Она указала на одного из одетых в черные костюмы водителей лимузинов, плотного мужчину в темных очках и с белой табличкой «Тот самый парень-кот».
Я замер. Снова присмотрелся к водителю.
Латук! Неудивительно, что я сразу его не признал: он похудел и отпустил небольшую бороду.
Друг неспешно и торжественно подошел ко мне:
– Ваша машина ожидает, сэр.
– О, отлично, держите мои вещи. – Я сунул ему свой чемодан и кивнул в сторону Аны: – И ее багаж тоже возьмите. Да поживее, если хотите получить чаевые.
Ана уставилась на меня широко распахнутыми, полными ужаса глазами.
– Чаевые? – переспросил Латук. – А ногой под зад на чай не хочешь?
Я рассмеялся и похлопал его по плечу. Латук ухмыльнулся и сгреб меня в объятия.
– Полегче с ребрами, – улыбнулся я, когда Латук отстранился. – А ты неплохо прокачался, мужик!
– Ты хочешь сказать, я из жирдяя превратился в пухляка, – проворчал довольный Латук. – Джо готовит нас к туру. Он поборник здорового образа жизни. Такая гадость!
– А я тебя помню, – сказала Ана. – Ты играешь в группе. Тот парень с орехами.
– С синими орехами, – уточнил Латук. – Это, кстати, получше, чем парень-кот.
– Только на Третьем общеамериканском ореховом симпозиуме, – парировал я.
Снаружи под ночным небом августовская нью-йоркская жара обдала нас смрадом, похожим на влажное вонючее дыхание огромного лабрадора. Я всегда ненавидел это ощущение, но теперь оно напомнило мне о Гаване.
По пути к парковке мы заговорили о Миранде Гальвес.
– Сработало, – сообщил я Латуку. – Благодаря твоей помощи она на свободе.
– Интернет об этом не знает, – ответил мой друг. – Сегодня вышла еще одна статья, в «Le Monde». Слышал про такую парижскую газету? На чертовом французском. – Он покачал головой.
– И мы еще не закончили, – сказал я. – По крайней мере, я – нет.
И рассказал ребятам про «Веселых котов революции». Я еще никому не говорил о своей задумке, даже Ане. Было слишком рискованно обсуждать подобное в самолете. Я сам удивился, как уверенно изложил друзьям план. С каждым словом проект казался все реальнее. Я уже почти видел новый сайт. Наверху большой баннер: пушистый персидский кот примостился на голове Фиделя, словно парик.
Эх, вот бы еще послать ссылку Тане. Она бы повеселилась. – Сайт ничего особенно не изменит, – предупредил я, – но все же.
– Я в деле, – заявила Ана. – Как только смонтирую отснятое, мы сможем рассказать историю – не только о танце, но и о Гаване в целом. Ничего сенсационного, но и не рождественскую сказку. Опубликуем фильм на сайте. – Девушка осеклась. – Конечно, если ты не против.
– Смеешься? Это же здорово!
– А я сочиню вам саундтрек, – вставил Латук. – На те моменты, где нет танцев.
– Отлично, – сказала Ана.
– Назовемся «Синими орехами Фиделя», – предложил Латук.
Мы улыбнулись.
– А вот и ваше авто, – минутой позже с широким жестом сказал друг.
Мы стояли на пятом этаже парковки. К тому моменту там осталась только одна машина. В углу примостился потрепанный белый минивэн с тонированными стеклами. На боку большим ярким пятном выделялось изображение двух синих кривых орехов арахиса. Стильная надпись ниже гласила: «Мировое турне “Синих орехов”».
– Эта крошка за лето отвезла нас до Поукипзи и обратно, – сообщил Латук.
– Так далеко? – удивилась Ана.
Латук кивнул, а потом трижды постучал по боку фургона. Дверь чуть приоткрылась, но было слишком темно, и мы различили внутри лишь магнитофон.
Что-то щелкнуло.
Загремели трубы. Загрохотали ударные. На парковке заиграла «Сальса» Юрия Буэнавентуры, энергичная, бесконечно веселая композиция.
Мы с Аной обменялись изумленными взглядами.
Дверь фургона распахнулась, и наружу посыпались люди. Ребята из группы Латука, Флавия Мартинес с выкрашенными в синий цвет волосами. И мой отец.
Он вышел последним. В синей форменной рубашке и черных слаксах папа выглядел немного неуместно среди толпы ребят. Он неуверенно улыбнулся мне, словно не знал, правда ли ему тут рады:
– Рик!
Я обнял его. Ладно, стиснул изо всех сил. На меня накатила волна облегчения. Как же я по нему скучал, даже сам не догадывался.
– А ты подкачался, – заметил папа, когда я отстранился. Кто-то потянул меня за руку. Флавия! Она кивала в такт музыке.
– Пошли, сальсерито, – улыбнулась она.
Я неуверенно взглянул на отца, но тот уже подошел к Ане и протянул ей руку:
– Можно тебя пригласить?
Я озадаченно на него уставился.
– Что? – переспросил папа. – Я кое-чему научился.
И мы стали танцевать. Я с Флавией, папа с Аной. Латук с ребятами хлопали и одобрительно кричали.