Кощеева невеста

Василиса была согласна с сестрой: их работница была страсть как охоча до леденящих душу историй, знала их сотни, а рассказывала так вдохновенно, что даже у самых храбрых поджилки тряслись и бражка мимо усов текла. Но нынче оно явно не ко времени было. Если об ужасах в навью ночь говорить, не ровен час их и накликаешь.

Марьяна, вздохнув, отряхнула руки от муки.

— Да я это, просто развлечь вас хотела. А то сидите мрачные, как будто на собственных похоронах. Не раненько ли горевать начали? Может, ещё не придёт этот ваш Кощей, чтоб ему пусто было, супостату костлявому!

Стоило ей это сказать, как с улицы донеслись конский топ и громкое ржание. Ворота с треском распахнулись, створки сорвало с петель, жалобно затрещали доски. В мгновение ока поднялся колдовской ураган, в небесах засверкали синие молнии, а ветви садовых яблонь неистово заколотились в окно, будто умоляя впустить их и укрыть от злой непогоды.

Даринка, пронзительно взвизгнув, упала на карачки и полезла под стол, но Василиса обхватила её за талию, потянула на себя и, закрыв рот рукой, скомандовала:

— А ну-ка стоять! Айда наверх! Там Златка уже сажи из трубы наковыряла и мешковину из сарая притащила на платье. Пока папенька дорогих гостей встречать да потчевать будет, мы принарядим нашу дорогую невестушку. Кощей в восторге будет, уж я обещаю!

Глава четвёртая. Красота — страшная сила

Даринку всю трясло. Она то и дело порывалась закрыть лицо руками и разрыдаться, но Василиса щёлкала её по носу, на корню пресекая все попытки раскиснуть.

— А ну, рёва-корова, не реви, слышишь? А то вся сажа стечёт вместе со слезами. Зря я, что ли, старалась, тебя размалёвывала? Ты в зеркало-то посмотрись! Тебя сейчас не то что Кощей, а даже батюшка родной — и тот не узнает, испужается…

— Тогда не хочу смотреться, — всхлипнула Даринка. — Ой, ты чего это делаешь?

Василиса как раз распустила ленту и принялась расплетать косы сестры, высунув от усердия кончик языка.

— Как это «чего»? Причёску невесты, конечно, — она взлохматила рукой густые каштановые волосы (ох, и завидно: ей бы самой такие!).

— Но я их потом не расчешу-у-у, — заныла Даринка, но Василиса в ответ грубо шикнула на неё:

— Цыц! Я помогу. Потом. Когда всё это закончится и Кощей уйдёт. Эй, что там у нас внизу творится? — она обернулась к застывшей в дверях Злате.

Старшая сестрица в снаряжении невесты участия не принимала: вместо этого отправилась посидеть на лестницу, послушать чужие разговоры и сейчас как раз вернулась, запыхавшаяся, с новостями.

— Он приехал, девочки! И Жаб этот лупоглазый вместе с ним. Оба расфуфыренные, как на праздничек: в шелках, в мехах, в жемчугах. Батюшка их за стол усадил, пирогами потчует, бражку налил, только Кощей не ест, не пьёт, только талдычит, мол, где же его невестушка, краса ненаглядная, лебедь белая…

Даринка ахнула, закрыв рот рукой. На ладошке остался отпечаток перемазанных в саже губ.

— А батя на это что?

— Говорит, мол, наряжается: это ж бабы, их завсегда долго ждать приходится. Зато чем дольше ждёшь, тем сильней потом радость встречи. Кощей зубами скрипит, вертится на лавке, как будто бы шило у него в седалище воткнуто, но пока терпит и только когтями так по столешнице «клац-клац».

Василиса невольно поёжилась, а у Даринки глаза расширились на пол-лица.

— У него ещё и когти?

— Ну, ногти, конечно, — поёжилась Злата. — Только уж длинные очень.

— А как он вообще выглядит? — Даринка понизила голос до шёпота, и Василиса затаила дыхание — ей тоже было страсть как интересно.

— Высокий, худой, лицо смуглое, а кожа как будто на скулы натянута и нос крючком — в общем, на коршуна похож. Глаза чёрные, как два потухших уголька. И волосы тоже тёмные, густые, назад зачёсаны да в длинный хвост забраны, наподобие конского. Не старый, как наш батюшка, но и не молодой — на вид так и вообще не скажешь, сколько ему лет.

— Да уж наверняка не одна сотня, — Василиса принялась с удвоенной силой запутывать Даринкины волосы. — Он же, как-никак, бессмертный!

— Злат, а он очень страшный? — Даринка шумно втянула носом воздух.

— Не урод, если ты об этом. Но, знаешь, от него таким холодом веет… могильным. Смотришь, и сердце сразу в пятки — ух!

— Ух… — эхом повторила младшая из сестёр и сжала губы в тонкую линию. — Девоньки, я к нему не выйду! Хоть ешьте, хоть режьте. У меня поджилки трясутся и заплетык языкается.

— Ты хотела сказать: «Язык заплетается»? — Василиса, не удержавшись, фыркнула.

— Ой! Ну, вы поняли. В общем — нет! Лучше я со второго этажа выпрыгну — авось не убьюсь! Где же Ванечка мой ненаглядный? Почему не приходит за мной? — она бросила встревоженный взгляд за окно в ночную тьму.

Василиса взяла сестру за подбородок и развернула к себе:

— Ну подумай ты головой хоть немного: разве сдюжит Ванька супротив Кощея? Куда ему с бессмертным тягаться? А тебе оплакать его не терпится, что ли? Ещё свадьбу не сыграв, вдовою стать?

— Драться я бы и сама его не пустила, — насупилась Даринка. — А вот сбежать — сбежала бы. Хоть прям щас!