– Скажешь тоже! Да кто ж его любит, чёрта бессмертного? Впрочем, мы и не должны.
– Э-э-э… в смысле? А как же «быть вместе в горе и в радости, любить и почитать друг друга»? – озадачилась Марьяна, потерев переносицу.
Старшая из жён снова усмехнулась, но на этот раз совсем невесело:
– В нашем случае скорее уж: «стерпится – слюбится».
А Анисья, утерев нос парчовым рукавом (манеры у неё, конечно, были так себе), добавила:
– От нашей любви Кощею ни холодно, ни жарко, потому что сам он никого полюбить не может – не ведает его сердце таких чувств. Каменное оно. Ему важно, чтобы мы боялись, уважали и почитали. Тем и занимаемся. Да тише вы! – она прикрикнула на разволновавшихся змеек. – Сами любите своего хозяина ненаглядного. А коль нашипите ему в уши, о чём мы тут болтаем, – невелика беда. А то он не знает!
– Что же мы тут стоим? – вдруг спохватилась Алатана. – Пойдёмте покои ваши покажу. Вы же, небось, устали с дороги.
Она отклеилась от стены, и Анисья тут же предложила ей опереться на руку.
– Тяжела я стала, – извиняющимся голосом пробормотала старшая жена.
– Ничего-ничего, – подруга погладила её по тыльной стороне ладони. – Скоро родишь – и будешь, как прежде, горной козочкой скакать. Совсем немножко дотерпеть осталось.
– Вот бы сын родился, – вздохнула Алатана. – Тогда бы Кощей от нас отстал и больше не стал бы девиц похищать.
– Дык куда там! – Анисья фыркнула. – Как таскал, так и будет таскать. Нешто ты его не знаешь? Все блага мира ему подавай, всё золото, все колдовские книги, всех красавиц. Ух, и жадина!
– Книги? – Василиса оживилась. – А тут что, есть библиотека?
– Громадная, – кивнула Алатана, осторожно шагая по мраморному полу. – Там всё чары да заклятия разные. А ты никак читать умеешь?
– Умею, конечно, – Василиса гордо вскинула голову.
Анисья восхищённо ахнула, а вот Алатану это признание совсем не впечатлило. Прищурившись, она елейным голосом спросила:
– Что, и даже на навьем?
Тут уж Василисе пришлось повесить нос. Чужих языков она не знала – особенно волшебных.
Девушки вошли в одну из комнат за зеркальными дверями. Та выглядела… жилой. Будто бы прежняя хозяйка совсем недавно вышла и вот-вот вернётся. Нет, вы не подумайте, всё было вычищено до блеска: ни пылиночки, ни сориночки – слуги постарались. Но в воздухе витал стойкий запах сладких цветочных духов, перебивший даже травяные благовония Алатаны.
– Разувайтесь, – скомандовала та, и Василиса, поспешно скинув черевички, ступила на пушистый ковёр. Ух и тёплый! Будто солнышком нагретый.
Прямо по центру комнаты стоял низкий столик с блюдом… похоже, что фруктов. Но, кроме яблок, Василиса ничего не узнала. Незнакомые красные и оранжевые плоды выглядели весьма маняще. Как их есть-то? В маленьких плошках лежали орешки, сухофрукты и… что-то ещё.
– Это щербет, – пояснила Анисья, проследив за её взглядом. – Лукум, козинаки, халва. Попробуй, тебе понравится.
Но, несмотря на то что у Василисы во рту с самого утра и маковой росинки не было, она не спешила набрасываться на угощение. Вот Марьяна – та цапнула засахаренный орешек и расплылась в улыбке:
– Ух и вкуснотища!
Из-за бархатных портьер в комнате царил приятный полумрак. По полу были разбросаны вышитые маками подушки. Ну, спасибо, что не гадами ползучими! (Впрочем, на одной из подушек свернулась маленькая змейка-кощейка: спала, а может, притворялась.) Стены комнаты тоже были обиты бархатом, отчего все голоса звучали глухо и даже звуков шагов было не слыхать. Что же, по крайней мере, можно будет болтать с Марьяной, не боясь, что кто-то пройдёт мимо и случайно услышит их разговор. Да и ночью тишина не повредит: небось, спится в таких покоях сладко.
– Там дальше ещё спальня, умывальня и цельная комната с нарядами, – Анисья махнула рукой, указывая на дальние двери. – Можно хоть кажный день платья менять. Я, например, так и делаю.
– Мы здесь вдвоём будем жить? – Марьяна стащила ещё один орешек и задрала голову вверх, разглядывая медные светильники на стенах. Те, казалось, сияли сами собой – не коптили, не дымили, похоже, в них вообще не было живого огня.
– Нет, что ты, – брови Алатаны удивлённо взметнулись вверх. – У каждой Кощеевой жены свои собственные покои. Уж на что – на что, а на тесноту мы не жалуемся. Эти – Василисины. А твои я тебе покажу, коли подсобишь мне немного.
Она протянула руку, и Марьяна спешно подхватила её под локоток.
Когда они ушли, Анисья сладко потянулась, хрустнув плечами, опустилась на одну из подушек возле столика и потянула руки к щербету.
– Ежели ты есть не хочешь, я сама отведаю. Сласти тут у них отменные. В моей-то семье ничего такого отродясь не было. Бедно мы жили: каша, суп да компот. Летом – огород. Никаких тебе платьев, украшений, музыки. Это Алатана с Гордеевной у нас к роскоши привычные, а я вот кажной брошечке, кажному колечку радуюсь. А уж апельсины как люблю! Это вот те, которые оранжевые. Возьму один?
– Бери, конечно, – кивнула Василиса.