Кощеевич и война

— Говорю же: думаю. — Май ссутулился, словно ноша на его плечах была слишком тяжёлой. — Признавайся: почему ты отказался лететь в Светелград? В последний раз, помнится, Вертопляс не возражал. Наоборот. Раскаркался: ур-ра, пр-риключение!

Вот этого вопроса-то Лис и боялся. И как теперь выкручиваться?

— Ну он же ворона. Ещё и вещун. Сам знаешь, у них по семь пятниц на седмице.

Смешок получился неловким, и Май не обманулся:

— Лис, а если честно?

— Вот зачем ты такой проницательный?

— Работа такая. Он опять что-то напророчил? Что-то плохое?

Тут, хочешь не хочешь, пришлось признаваться:

— Говорит, видел мою смерть. Будто бы я сражаюсь на улицах Светелграда, и тут бац — горыныч. — Княжич содрогнулся, очень уж он боялся змей, больших и малых. — Огнём дохнул, и всё. Лежу я на башенке мёртвый, бездыханный. И все меня оплакивают.

— Ерунда! — отмахнулся советник. — Ты же бессмертный, помнишь? Тебя даже горынычево пламя не возьмёт.

— Но Вертопляс ещё ни разу не ошибался.

Лис рывком сел и нащупал венец — тот по-прежнему был на голове. Не просто украшение, мощный оберег, который княжич носил не снимая.

— Да. Но всякий раз ты оставался жив.

— На этот раз всё будет взаправду. Он уверен. Так прямо и сказал мне: «В Светелгр-рад — ни ногой».

Май уронил голову на руки и взъерошил выбившиеся из хвоста пряди.

— Ладно. Кто я такой, чтобы не верить вещуну… Знаешь, я тут и так и сяк прикидываю. Похоже, Весьмир дело говорит.

— И тебе это не нравится…

— Ха! Это ещё слабо сказано!

— Мне тоже. Но без Ратибора всем станет легче. Волчонок юн и неопытен, Весьмир наверняка думает, что сможет вить из него верёвки.

— А сможет? — поднял голову советник.

— Не знаю. Да и какая разница? Важно, что царевич передо мной в долгу. Помнишь, я тебе рассказывал? Этот дурачок в детстве в Навь попал. На снег посмотреть хотел. — Лис не удержался от горького смешка. Теперь, во время вечной зимы, насмотрелся небось до тошноты. — Матушка его от Кощея спрятала, а я помог вернуться домой.

— Добрый ты…

— Вот и нет! Я бы и пальцем о палец не ударил, это матушка попросила. А царевич ей слово дал: дескать, вырасту и спасу тебя, Василиса, из плена Кощеева.

— Какой хороший мальчик, — улыбнулся Май.

— Ой, я так смеялся тогда! Думал, мальчишка в неё втюрился.

— Если так, это нам будет только на руку. Свяжись с Энхэ, княже. Нам понадобится свой человек в Диви, чтобы выманить царя из Светелграда.

Княжич кивнул:

— После завтрака отправлю птичку-весточку. К вечеру долетит.

Энхэ ни разу не подводил их. За полтора десятка лет, проведённых в Дивьем царстве, навий соглядатай дослужился до сотника и был у Ратибора на хорошем счету.

— Нет, отправь сейчас.

— Ишь прицепился, репей! — проворчал Лис, но перечить не стал.

Вытащил из сундука солому, скрутил пташку и оживил заклинанием.

— Слушай и запоминай. — Весточка подняла головку, глянула внимательными глазками-бусинками, и княжич, изменив голос до высокого девичьего, выдал: — Завтра на закате навести меня, красавчик.

Это была условная фраза. Энхэ поймёт, что надо выехать за стены Светелграда, чтобы не попасть под защитные чары Лады, а потом они свяжутся с помощью навьего зеркала. Если же птичку перехватят, то решат, что послание отправила влюблённая девица.

Птичка вспорхнула с ладони, вылетела из шатра и вскоре превратилась в точку в воспалённом небе. «Какая странная заря…» — подумал Лис. А мгновение спустя понял: нет, не заря. Над заснеженной степью полыхал пожар. Кажется, где-то в той стороне милях в трёх-четырёх находилось мирное навье стойбище?

— Проклятье! — Май вскочил на ноги, пошатнулся, но устоял.

В глазах советника загорелось торжество, но Лис на эти трюки не купился:

— Оставайся в лагере. Это приказ.

— Но я уже могу без трости! Позволь, княже!

— Следи за Весьмиром, чтобы не натворил чего-нибудь исподтишка. — Лис на ходу натягивал сапоги. — Я сам разберусь.

Глава седьмая Запах беды

Глупая надежда мелькнула, терзая сердце, — и пропала. Всего на миг Яромиру показалось, что это пришёл прежний Горностай — живой и здоровый.

— Радмила, нет! — крикнул он, но было поздно. Сестра уже шагнула к покойнику с улыбкой на устах. А Яромир запоздало понял: она же не знает, что Горностайка мёртв! А он не предупредил, ох, дурак! Но ничто не предвещало, что друг восстанет из могилы. Его ещё не хоронили даже…

Мертвяк, хищно улыбаясь, сгрёб Радмилу в объятия и приставил к её горлу острый коготь — весь в земле.

— Здравствуй, Северница.

В неровном свете луны Радмила наконец разглядела его раны, торчащие кости и пятна разложения на коже. Она не изменилась в лице, только побледнела:

— А тебе, как я вижу, здравия желать поздно. Мне очень жаль, Горностай.

— А уж мне-то как жаль! — Мертвяк скривился, будто собирался заплакать.

— Отпусти её, — сказал Яромир спокойно, но настойчиво. Он надеялся, что былые привычки сработают, и Горностай выполнит приказ своего командира, но ошибся.

— И не подумаю. — Землистый палец описывал круги по белоснежной шее, и Радмила брезгливо оттопырила нижнюю губу.

— Зачем ты пришёл? — Яромир наставил остриё клинка на бывшего друга.