Кощеевич и война

— Я Ратибору не присягал! — выкрикнул Весьмир Лису в спину, но тот и ухом не повёл. Прошлые поступки Дивьего чародея говорили сами за себя. Вряд ли хотя бы одним из них можно было гордиться.

Княжич подъехал к границам колдовского круга, когда Весьмир снова вскричал:

— Ты знаешь, что Ратибор собирается убить своего сына?!

— Царевича Радосвета? — Лис всё-таки не выдержал, обернулся и едва не хлопнул себя по лбу от досады.

Во-первых, если уж решил уезжать, не надо было идти на попятную. Во-вторых, вопрос получился до крайности глупым. Конечно, Радосвета, кого же ещё? У царя только один сын.

Чтобы сгладить неловкость, он, нахмурившись, процедил сквозь зубы:

— Что ж, спасибо за эту ценную весть. Значит, нам незачем брать царевича в полон. Выкуп за него не получишь.

— Радосвет молод, но может стать хорошим правителем, — торопливо заговорил Весьмир. — А ещё помнишь: он дал слово помочь твоей матери. Будет новый царь в Диви — будет тебе волшебный перстень. Василиса проснётся. В наши земли вернётся мир. Мы оба хотим одного.

Больше всего Лис сейчас хотел свернуть ушлому чародею шею.

— Радосвет дал тебе право говорить от его имени?

— Царевич ничего не знает. Он слишком благороден, чтобы замышлять против родного отца.

— Поэтому ты решил взять грязную работёнку на себя. Ой нет, ошибочка вышла: свалить её на меня — таков был план? Я Кощеевич, а значит, достаточно бесчестен, так?

— Не так… — Ответ Весьмира прозвучал еле слышно. — Мы давно увязли в грязной игре, Лис. Я сделал много такого, о чём сожалею. Но, если мне придётся совершить подлость, чтобы прекратить войну и вывести всех нас к свету, я пойду на это. Моя совесть — невысокая цена за мир.

— Да нет у тебя никакой совести! — фыркнул княжич.

— Просто выслушай, прошу. Ты убедишься, что план неплох.

— Пришли мне птичку-весточку, пусть начирикает.

Конечно, это была отговорка, и Весьмир это прекрасно понял.

— Какой же ты упрямый. Весь в мать.

— В последнее время мне чаще говорят, что я похож на отца, — вскинул подбородок Лис.

Дивий чародей покачал головой:

— Ты не злой. Просто обижен на весь мир.

— Хороший каламбур, кстати! — усмехнулся княжич. — Весьмир — весь мир. Я обижен на тебя, это правда.

— Знаю, я поступил как последний негодяй.

— Это ещё слабо сказано!

— Но я извинился.

— И что? Теперь я должен броситься в твои объятия?

Налетевший порыв ветра сбросил с Весьмира капюшон, и пряди мышиного цвета упали на лицо.

— Наверное, этот разговор оказался преждевременным. Продолжим в другой раз.

— От поединка, значит, отлыниваешь? Сам вызвал, а теперь в кусты?

Лис хотел добавить ещё парочку колкостей, но замолчал и насторожился, почувствовав, как границы круга колеблются.

— Что за?… — Для чародея, похоже, это тоже стало неожиданностью.

Послышался гулкий звон, будто ударили в колокол, и круг разомкнулся сразу с двух сторон.

За спиной Лиса возник взволнованный Май. Его лицо раскраснелось, волосы — чёрные с одной седой прядью — липли ко лбу, глаза смотрели ошалело:

— Княже, я с тобой! Прорвался наконец-то!

Хм… Пожалуй, Лис был не прав, когда записал Мая в посредственные колдуны.

Ворваться в чужой круг не каждому под силу. Впрочем, ему помогли — с противоположной стороны в разрыв въехала Северница. Увидев Весьмира живым и здоровым, она с облегчением выдохнула, а потом вперила в Лиса острый, как нож, взгляд:

— Ты кто таков?

Ну да, они же не представлены. В последний раз, когда виделись, Лис был в облике вороны, а воительница, тогда ещё девчонка, пыталась его подстрелить.

— Едем, Радмила. Мы тут закончили! — скомандовал Весьмир, но девица не послушала:

— Скажи, это он?

— Едем, говорю.

— Я с места не двинусь. Он или нет?!

Пришлось брать дело в свои руки. Лис лучезарно улыбнулся:

— О доблестная воительница, вы, наверное, обознались! Меня зовут не Он, а Лис.

Весьмир, чего ты встал столбом? Представь нас, раз уж у тебя не колдовской круг, а проходной двор какой-то.

Глава третья Военные потери

Яромир, едва вошёл в шатёр, сразу понял: хороших новостей не жди. Глаза у Радосвета покраснели, веки опухли — значит, плакал.

В детстве порой бывало, что царевич распускал нюни по пустякам, но потом он научился держать лицо. Во время войны Радосвет не раз воодушевлял людей своим спокойствием и рассудительностью, продолжая улыбаться, даже когда у самого на душе скребли когтистые коловерши. Один Яромир знал, насколько у него чувствительное сердце. Ну ладно, ещё Радмила догадывалась — как-никак все трое были друзьями детства.

— Что случилось? — Яромир хотел бы, чтобы в голосе прозвучали тепло и забота, но опять не вышло. Вот рявкнуть на кого-нибудь — это всегда пожалуйста, а проявлять сочувствие он не умел.

— Дядька Баламут погиб, — шмыгнул носом царевич.

— Воевода? Ох, как же так?…

— Говорят, упыри накинулись вшестером на одного. Видать, всё-таки цапнули.

Дальше можно было не продолжать. Укус упыря означал верную смерть — если, конечно, не хочешь переродиться мерзким кровососом, который пляшет под гусли Кощеевича.

— Баламут был достойным воином. — Яромир не знал, что ещё сказать.