Решив, что сказанного и продемонстрированного достаточно для благоразумного человека, а дураку бесполезны и более подробные пояснения, разворачиваюсь и возвращаюсь на поляну. Все присутствующие там наверняка слышали грохот, поэтому с тревогой ожидают нашего возвращения.
Подействовало ли мое внушение, или что другое, но обмен прошел спокойно. Возник спор с руганью среди ватажников, лишь когда им пришлось распрощаться с одной из ладей и с грузом янтаря. Возникла даже потасовка. Мне опять пришлось сдерживать княжича от вмешательства в разбойничью междоусобицу. В конце концов, они разобрались сами и удалились на оставшееся им суденышко, таща за руки и за ноги два бездыханных тела. Возможно, потом тела были сброшены в мутные воды огромной реки на съедение рыбам, но сие, как говорится, мне не ведомо.
Внимание и благодарность освобожденных, как и положено, выплеснулись исключительно на Болтомира. Худой мужик по имени Перст поклонился в пояс и от имени родовичей предложил княжичу взять их селение во владение. Они же клянутся служить ему верой и правдой, и каждую осень, начиная со следующей, ибо в этот год их разорили ватажники, честно отдавать десятину с урожая и мягкой рухляди, а также собранного меда и лесных орехов, ну и вяленой рыбы и копченой дичи. Подтверждая слова тощего мужика, весяне дружно поклонились в пояс. Окрыленный собственной значимостью, Болтомир выхватил меч, простер его над освобожденными и заявил, что отныне они под защитой этого самого меча, и всех подданных по всем вопросам теперь следует направлять непосредственно к нему, князю Заозерскому.
Они бы еще долго ездили друг другу по ушам, но мне не терпелось встретиться с волхвом, из-за которого, собственно, я и подписался на освобождение этих бедолаг. Поэтому я ненавязчиво задал Болтомиру парочку вопросов: мол, желает ли он продолжить квест в честь Василисы Прекрасной или решил удовлетвориться Любаней? И если он выбирает Любаню, то я-де советую не снимать с головы шлем и не держать в доме сковородки.
Болтомир искренне удивился такой постановке вопроса, – а кто может помешать ему владеть сразу и Василисой, и Любаней, да хоть и еще кем? Однако согласился, что задерживаться не стоит, ибо надо осмотреть и принять свалившиеся на него новые владения.
Пока то да се, в путь отправились ближе к полудню. Отправились, естественно, по реке. Тринадцать человек вместе с кормчим на веслах, плюс десяток малых ребятишек под присмотром Любани, да мы с Болтомиром. Бабы в сопровождении Перста и Леденя отправились пешком, ибо ладья и так оказалась изрядно нагружена янтарем и всяким разным прочим ценным, по мнению княжича, барахлом. Ясно, что против течения мы в этот день до места не добрались.
Прибыли в разоренную весь лишь к вечеру следующего дня, на пару часов опередив пеших. Первым делом поспешили к сараю, в коем разбойники заперли стариков. И надо ж было так совпасть – только мы подошли к сараю, как в метре от его стены провалилась земля, и из нее полезло ужасное земляное чудище. Я с перепугу чуть не влупил по нему зарядом, мощности которого хватило бы, чтобы оставить на месте сарая большую дымящуюся воронку. Однако меня опередила Любаня, с криком бросившаяся на чудище в рукопашную. На этот раз девушка даже сковородку отбросила.
– Бабуленька, ты жива! Радость-то какая! – тиская чудище, вопила Любаня.
А из дыры в земле тем временем выползали все новые и новые персонажи, коих тут же подхватывали под руки остальные весяне и, хлопотливо отряхивая от земли, расспрашивали о самочувствии.
Когда отшвырнули подпирающее дверь бревно и вошли внутрь сарая, там остался только один сидевший на куче свеженасыпанной земли древний дед, которому на вид было не менее ста лет.
– Чего ж я, нешто труд родовичей не уважу? – заявил он, глядя на распахнутую дверь, и, кряхтя и охая, полез, как все, через подкоп.
Пережидая процедуры представления старейшин и княжича друг другу и показ новому покровителю не такого уж и разоренного хозяйства, я обращаюсь к древнему деду Мышате. Того, вытащив из подкопа, посадили на пень тут же, под стеной, напоили родниковой водой, сунули в руки вяленую плотвицу, да так и оставили греться на уже садящемся за вершины деревьев солнышке.
– И что, старче, с волхвом мириться будете или теперь на княжескую защиту надежа?
– Ась?
Повторяю вопрос деду прямо в ухо.
– Дык кабы я с Лисом в ругани был, то, может, и помирился бы. А чего ж мне с ним мириться, коли мы не ругались?
– А кто ругался? – удивляюсь я.
– Ась?
– Я говорю, далеко ли от вашей веси волхв живет?
– Пошто интерес имеешь?
– Увидеть его хочу, вопрос кое-какой задать.
– Вопрос задать? На вопросы Лис завсегда отвечает, да не каждому те ответы понять дано.
– Так далеко идти до его обиталища?
– Ась?
– Идти, говорю, до него далеко?
– Да че ты орешь мне прямо в ухо? – возмущенно смотрит на меня дед. – Оглоушил прямо!
Появляется желание спросить, не является ли далеким предком Мышаты некий Мизгирь, однако старик отвечает-таки на заданный вопрос: