Другой известный гомосексуалист, также обращенный в христианство, писатель Морис Сакс, о котором подробно рассказала Виолетта Ледюк, в 18 лет после крещения поступил в духовную семинарию. Его крестным отцом был Жан Кокто. Он великолепно чувствовал себя в сутане, вероятно, видя в ней подобие женского платья (как знать, может быть, все священники — подсознательные гомосексуалисты?). Во время войны он, скрыв свое происхождение, поступил на службу в гестапо в Гамбурге; молодые гитлеровцы щедро дарили его любовью. После разгрома нацизма Сакс был арестован и подвергнут пыткам, кровавое месиво, в которое превратилось его тело, бросили собакам. Рассказ о его смерти был опубликован в газетах как раз в тот момент, когда на экраны вышел фильм «Жертвы»[378]
. Антисемитская пресса с восторгом ухватилась за этот сюжет, смакуя подробности ужасающего конца еврея-предателя, которому нет оправдания.Фрейд и тот не избежал подозрений в гомосексуализме. Он ни разу не согласился подвергнуться психоанализу, отказываясь, быть может, даже себе самому открыть всю правду о себе. Его привязанность к любимому ученику Ференци может показаться подозрительной, известно одно письмо, содержащее двусмысленные намеки. А в письме к своему другу Флиссу Фрейд писал, что испытывает «неистребимое гомосексуальное чувство»[379]
.Политические противники Леона Блюма распускали слухи о том, что он гомосексуалист, и изображали его на карикатурах в юбочке, с жеманными жестами[380]
.Марсель Пруст, «первый тенор» активного еврейского гомосексуализма, был евреем лишь наполовину, со стороны матери; но именно мать сыграла решающую роль не только в становлении его восприимчивости, но и в развитии его гомосексуальных склонностей: ее доходящая до фанатизма привязанность к сыну сделала его практически недоступным для других женщин. Пруст скрывал от нее свой порок, но, так и не став до конца взрослым, посещал злачные места и даже финансировал «мужской» дом свиданий.
Одним из возлюбленных Пруста был изящный и утонченный композитор Рейнальдо Хан; любовники остались неразлучны до смерти и похоронены на кладбище Пер-Лашез в нескольких метрах друг от друга. В 1914 г. Хан завербовался в действующую армию, чтобы не разлучаться с одним молодым солдатом, к которому питал нежную привязанность[381]
.Хан, как и Пруст, был воспитан властной еврейкой-матерью, от которой тоже скрывал свои «дружбы» с мужчинами; однако ему случалось «сворачивать с пути»: у него бывали эпизодические связи с женщинами, на что Пруст был абсолютно неспособен.
Актер Де Макс, еврей румынского происхождения, — еще одна блистательная фигура в цепи великих педерастов Серебряного века. Андре Жид подарил ему первый экземпляр своей пьесы о гомосексуалистах с дарственной надписью. Усыпанный цветами, благоухающий лучшими духами, Де Макс всегда был окружен толпой поклонников, буквально вырывающих друг у друга его выпавшие волоски, которые они хранили как заветные талисманы.
В том же здании посольства Германии в Париже, где было обнаружено подробное описание дела Дрейфуса, молодой еврей Хершель Гринцпан застрелил из револьвера советника фон Ратха. Историки нацизма Р.Тулман и Е.Фейнерманн пишут, будто Гринцпан признался следователю Теньеру, что мотивом убийства была «семейная ссора» двух гомосексуалистов[382]
. Слух об этом деле дошел до Берлина через жившего там журналиста Андреаса Фридриха. Когда Гринцпан был выдан правительством Виши нацистам, Геббельс записал в своем блокноте, что убийцу не стоит предавать суду, чтобы не возникло скандала «в связи с абсурдным, типично еврейским утверждением, что могли существовать какие-либо сексуальные отношения между жалким евреем и блестящим немецким дипломатом», которое «стало бы главным аргументом адвокатов»[383]. Последняя запись позволяет предположить, что утверждение было не таким уж абсурдным. Суд был отложен на неопределенный срок, и что сталось потом с Гринцпаном, неизвестно. Что касается следователя Теньера, который, вероятно, слишком много знал, то он пользовался у немцев определенными льготами и был быстро возвращен на родину из лагеря военнопленных. Гомосексуализм Гринцпана не стал аргументом в руках адвокатов, но послужил одной из причин «хрустальной ночи» и ее страшных последствий.