Кошка

Вомекур несколько секунд стоит как громом пораженный. Этого не может быть! Это как ужасный сон, как кошмар!

Он бросается к Матильде, хватает ее за плечи, трясет и кричит:

— Вы что, с ума сошли? Какую чепуху вы несете —-месье Жан — это Блайхер? Возьмите себя в руки!

— Нет! Я в своем уме! — бросает «Кошка» сквозь рыдания. — Все так и есть, как я сказала! Жан и есть Хуго Блайхер!

Вомекур проводит дрожащую всем телом женщину в свою жилую комнату и усаживает в кресло. Затем наливает ей рюмку коньяка и выпивает сам.

— А где англичанин? — спрашивает он неожиданно.

— Он арестован, — стонет «Кошка».

Француз тяжело опускается в кресло.

— Боже мой. Боже мой, — шепчет он. — и вы принимали в этом участие... Знали все заранее... И все предали?

— Да! Да! Да! — вопит «Кошка».

Но тут же съеживается, и лишь ее громкие рыдания нарушают наступившую тишину.

Вомекур пытается с трудом привести в порядок свои мысли.

Все это кажется ему невероятным: Матильда Каррэ, супершпионка, героиня движения Сопротивления, и вдруг — обычная предательница. Он вскакивает с кресла и начинает быстро ходить взад и вперед по комнате.

— Я-то дурак... Слепой и глухой глупец! — стонет он, ударяя себя кулаком по лбу. — Как это я мог столь идиотски попасть впросак!..

— Дайте мне яд, пожалуйста! — вновь настаивает «Кошка». — Это единственная возможность для меня реабилитироваться.

Вомекур останавливается, лезет во внутренний кармашек жилетки, достает маленькую белую капсулу и задумчиво рассматривает ее Может быть, «Кошка» и права: яд — скорый и удобный путь устранить этого немца. Это так. Но до этого необходимо было выяснить один вопрос, не дающий покоя ему, выходцу из древнего дворянского рода Франции.

— Когда я только что прибыл из Лондона, вы, мадам, говорили мне об этом Блайхере, как о порядочном, корректном противнике, как о человеке, которому многие наши друзья обязаны своей жизнью... И это тоже была ложь? — спрашивает он и тут же продолжает: — Да нет, это невозможно. Ведь я сам с ним-близко познакомился и не раз разговаривал. Я не такой уж глупый человек и разбираюсь в людях... Этот Блайхер не принадлежит к числу гестаповских убийц и садистов, он — из тех бошей, которых мы обычно знаем... Или же все-таки?..

— Вы правы, Пьер, — отвечает «Кошка», опустив глаза. — Блайхер — не бош, а просто немец, как и многие другие. К тому же он неплохой человек. В противном случае я не могла бы его так любить... И так ненавидеть.

— Действительно ли вы его ненавидите? — Вомекур смотрит на «Кошку» с сомнением.

— Да, да — я ненавижу его! — вырывается у «Кошки».

Руки ее начинают дрожать, глаза вновь наполняются слезами...

Вомекур придвигает свое кресло, берет обе ладони в свои руки и твердо говорит:

— Послушайте, Матильда, яда я вам недам. Пожалуйста, не возражайте! Я решил относиться к Блайхеру, как к благородному противнику, и остаюсь при своем мнении даже теперь, когда все знаю.

Выпрямившись, он продолжает, и в его голосе звучит торжественная нотка:

— В один из ближайших дней мы встретимся с ним как мужчина с мужчиной с оружием в руках, а не ядом. И пусть Господь решит, чье дело правое!

«Кошка» закрывает лицо руками.

— Я делаю все не так! — восклицает она. — Я-то надеялась отомстить за себя с помощью яда, а вы меня посрамили!

Она вдруг испытывает странное чувство к своему собеседнику. рыцарское поведение которого в этой тайной войне, где действуют агенты, шпионы и диверсанты, выглядит весьма странным, как роль из какой-то драмы абсурда.

У нее возникает жгучее желание выглядеть в глазах этого человека чистой и порядочной, и она начинает рассказывать ему о том, как все произошло. Пьер де Вомекур терпеливо слушает.

В памяти ее оживает недавнее прошлое: смертельный испуг в день ареста — тюремная камера —холод, клопы, грязь — жидкая похлебка, голод, душераздирающие крики заключенных, гнетущий страх перед пытками и смертью... И когда это ее состояние достигло высшего предела, когда ее вызвали на допрос, когда она думает, что всему конец, — неожиданно теплый дружеский голос человека, отнесшегося к ней вежливо и по-человечески и предложившего ей вместо страха и лишений все, что только может пожелать себе женщина: тепло, понимание, человеческое отношение и любовь — страстную и захватывающую.

— Понимаете ли, Пьер, — продолжает «Кошка» свою исповедь, — в жизни моей всегда было нелегко. Мое замужество? Так мой муж никогда меня правильно не понимал. Поляк Чернявски? Он был легкомыслен и непостоянен, а на уме у него только интрижки с молоденькими девушками. Я была в нем глубоко разочарована. И вот когда передо мной оказался этот ХугоБлайхер, жизнь моя, казалось, приобрела вдруг новый смысл и содержание.

Она вынуждает себя улыбнуться.