Кошка Белого Графа

Рауда я сегодня не ждала и, услышав, как за спиной отворяется дверь, решила, что это Вилька. Набегалась во дворе и пришла рассказать, что да как.

Но это был он – Белый Граф. Глаза – сапфиры, волосы – снежный вихрь, доха из полярного волка – чистое серебро. Теперь-то я видела, каково истинное великолепие этого меха!

– Замерзнешь, Кошка, – Рауд скинул доху и набросил на меня.

В одной кашемировой шали и правда было холодновато.

– Почему ты зовешь меня Кошкой?

– Тебе не нравится?

Он подошел и встал рядом, с удовольствием жмурясь на закат.

– Сегодня Альгредо прислал два письма. Одно Альрику, в котором говорит, что будет рад видеть его зятем, а другое Эмелоне, и оно начинается словами: «Наша дорогая, счастливо обретенная дочь». Все, дело сделано! Теперь можно отдохнуть.

Рауд обеими руками оперся на белые перила и некоторое время молча глядел вдаль. Потом повернулся ко мне:

– Прости, что бросил тебя одну.

В закатном свете его кожа приобрела теплый оттенок, почти прежний, синие глаза сверкали неестественно ярко.

– Белый замок красивое место, Кошка. Но как ты смотришь на то, чтобы поехать в Даниш-хуз? Там гораздо уютнее. Мама с Карстеном тоже вернутся туда.

Что тут скажешь? Знакомство с графиней Далией Даниш будет пострашнее, чем встреча с королевой-бабушкой и даже с самим королем!

– Не бойся, ты ей понравишься. Мама давно хотела, чтобы я женился.

– Рауд, подожди. – Я столько дней готовилась к серьезному разговору, а теперь поняла, что не готова. – Ты спас меня, и я благодарна тебе за это. Но что дальше? Мы оба знаем, что твои родители не одобрят и не примут меня. Я не гожусь тебе в жены на самом деле!

– Почему? – спросил он на удивление спокойно. – Есть какая-то причина?

– Какая тут причина! Ты граф, я портниха. Манерам меня учили в гимназии Свеянска. Даже представить боюсь, какого мнения обо мне королева Бригита.

– «Славная девушка, не ломака» – так она сказала.

Он хотел улыбнуться, но посмотрел на меня внимательно и передумал.

– Пойдем-ка в дом.

В гостиной Рауд снял с меня доху, и мы сели на диван.

– Вижу, что надо было поговорить об этом раньше, – он вздохнул. – Послушай, Карин. Никто не родится со сводом правил в голове. Канцлер Варди Соллен до восемнадцати лет жил в нищете среди батраков и считал себя бастардом. Так захотел его отчим. Когда отчим умер, Варди сморкался в кулак и читал по слогам. А через год ко двору был представлен блестящий юноша, восхитивший всех манерами и учтивой речью.

Рауд взял меня за руки.

– Кому и как кланяться, какой вилкой есть фрикасе, а какой лангет – всему этому можно научиться. Но нельзя научиться благородству души. Карин, мы недолго знакомы, и я не буду говорить, что влюблен без памяти. Но ты мне нравишься, очень нравишься… И я знаю, что ты за человек.

– Я кошка, – сорвалось с губ.

Я не собиралась раскисать. Я хотела быть сильной, здравомыслящей, готовой принять любое решение Рауда как должное и строить свою жизнь дальше – с ним или без него. Вот только…

Он, может, и не влюблен, но я-то, я… когда успела?

В груди было тесно и горячо, глаза предательски щипало. Душа впитывала каждое его слово, как сухая земля дождь, и каждому верила, но в то же время боялась верить. Это слишком хорошо, так не бывает!

– И что за кошка! – подтвердил Рауд серьезно. – У тебя есть сердце, и совесть, и отвага. Ты умеешь понимать и верить. И делать то, что считаешь правильным, несмотря ни на что. Все прочее можно наверстать. У тебя… у нас для этого целая жизнь.

– Я кошка, оборотень, – повторила я. Надо было сказать об этом, как есть. – Ты сам знаешь, что нас не любят. И я простолюдинка. Тебя всегда будут попрекать мной.

– Пускай! – рассердился он, крепче сжав мои ладони. – Если я чему-то научился за эти полгода, так это тому, что не стоит оглядываться на мнение никчемных людей. Главное, быть в мире с собой и не предавать тех, кто для тебя важен. Кошка, у тебя есть друзья при дворе, тебе обязаны принц и принцесса соседних держав. И наши король с его будущей королевой тоже. Уж я позабочусь, чтобы они об этом не забыли! Пусть половина придворных шипит у тебя за спиной, вторая половина будет искать твоей благосклонности. А я всегда буду гордиться тобой.

Рауд перевел дух.

– Карин, все это неважно. Если я тебе не по сердцу, если ты хочешь для себя другой жизни, не бойся, я тебя отпущу. Но если ты хоть что-то ко мне чувствуешь, позволь доказать, что наш брак не ошибка…

Он говорил и медленно наклонялся ко мне. А я смотрела на его белую голову, на глаза-сапфиры, на заалевшее от волнения лицо.

– Рауд, ты теперь всегда будешь такими… снежным?

Он остановился и растерянно моргнул.

– Только зимой. А какой я летом, ты видела.

Ледяная синева растаяла, и на меня снова взглянул тот Рауд, что когда-то пригрел у сердца бесприютную кошку.

– Твои глаза… летние… они как у кота.