Кошка души моей

– Но Брикси, ты что же, остаешься здесь одна, в таком… – пробормотала Пат, но Брикси не дала ей договорить:

– О, Господи, неужели ты думаешь, что у меня не найдется поклонников, чтобы довезти меня до больницы!? – И Брикси искренне рассмеялась, чему последовал, к великому удивлению Пат, и ее суровый вождь. – Ну, мы пошли, у нас и так осталось немного времени, чтобы поразвлечься.

И Шерс в своем пронзительно-оранжевом балахоне ушла в обнимку с широкоплечим Хаваншитой.

* * *

Весь остаток дня Пат придумывала веские причины, чтобы Стив отправил в Токио именно ее и непременно одну, но за ужином все разрешилось на удивление просто. Стив сам заговорил об уходе со сцены великой Ямагути, ибо это действительно было событием в мире кантри-мьюзик.

– Я бы отправил туда тебя, потому что никто другой не сможет с нужным тактом провести это интервью, – задумчиво сказал он, а сердце Пат едва не выскочило из груди. – Но перелет очень тяжелый, с долгими пересадками в Лиссабоне и Исламабаде, к тому же перепады климата… Малышу будет трудно.

– Боже мой, Стиви, этот малыш еще всего пара сантиметров, а я, сам видишь, чувствую себя лучше, чем до… – Пат ужасно не хотелось произносить слово «беременность». – А сегодня я встретила Шерс, и этот ее летчик как раз летит послезавтра в Токио на военном самолете и возьмет меня. То есть Брикси мне это уже предлагала, но я хотела сперва посоветоваться с тобой, – бесстыдно, уже не краснея, врала Пат. – Там будет всего одна посадка в Тель-Авиве, и времени на полет в два раза меньше.

– Я должен сам поговорить с ним.

Пат съежилась, но Стив уже набирал какой-то номер.

– Куда ты звонишь? В летной школе его уже давно нет, а фамилии я даже не знаю, – лепетала Пат, пытаясь как-нибудь остановить мужа.

– Не волнуйся, я звоню Брикси домой. Разве ты не знаешь, что я не выпускаю из поля зрения никого из своих бывших подчиненных? – Стив хитро подмигнул. – Но к прошлым увлечениям я не возвращаюсь никогда.

Пат оставалось только сидеть и ждать своего разоблачения.

Однако, летчик оказался на высоте – видимо, Брикси здорово вышколила своего капитана – и Стив вздохнул вполне удовлетворенно.

– Все-таки с этими военными легко иметь дело, если, конечно, речь не идет о том, чтобы пошевелить мозгами. Я сам отвезу тебя к церкви.

Оба следующих дня Пат, терзаемая угрызениями совести, старалась быть к Стиву как можно ласковей, одновременно боясь переиграть. Насторожить чуткую интуицию мужа было очень легко. И все же желание Пат освободиться было так велико, а радость от скорого исполнения этого желания так искренна, что она без труда убедила Стива, что эти ее эмоции относятся исключительно к предстоящему визиту в Японию, которую Пат и вправду очень любила. И только когда у тяжелых чугунных ворот церкви Стив крепко, по-мужски, пожал руку Хаваншите, уже одетому в полевую форму, из глаз ее неожиданно брызнули горячие слезы, и она всем телом прильнула к мужу.

– Мне будет плохо без тебя, Стиви, – честно призналась Пат. – Я…– И она уже по-настоящему заплакала, давая в этих слезах выход всем нравственным мучениям последних месяцев.

Не ожидавшие такого прощания, хотя и по совершенно разным причинам, мужчины немного растерялись.

– Зато ты привезешь потрясающий материал, уникальный, – подбодрил ее Стив и нежно вытер ее слезы. – Ну, удачного полета, девочка! – И он подтолкнул Пат к пестрому военному джипу.

Хаваншита посмотрел на часы и, взяв Пат под локоть железной рукой, помог сесть на переднее сиденье.

И джип, рыча, рванул в сторону Потсвилла.

Весь полет Пат была предоставлена сама себе. Хаваншита, менявшийся с другим пилотом, произнес, обращаясь к ней, едва ли фраз десять; и то это были предложения поесть, отдохнуть и объяснения насчет посадки. К тому же этим обращениям неизменно сопутствовала слегка презрительная и несколько удивленная улыбка.

В Токио, все так же молча, они купили все, что требовалось, и той же железной рукой Пат была препровождена в «Ориентал» – шесть этажей над землей плюс один подземный. Перед ними, как из-под земли, возникла маленькая японка, похожая на фарфоровую куклу с голыми руками и ногами, и Хаваншита, отведя ее в сторону, что-то сказал ей.

– Жду вас завтра утром здесь же, в десять двадцать, – все с той же полупрезрительной улыбкой повернулся он к Пат и удалился, высоко неся голову в летной фуражке.

Усадив Пат в кресло, медсестра на ломаной смеси языков долго спрашивала ее уж Бог весть о каких подробностях, заполняя бумаги, а затем привела в белый, залитый резким безжизненным светом кабинет.

У окна, скрестив на груди руки с тонкими длинными пальцами, стоял врач, показавшийся Пат идеальным воплощением самурая. Удлиненное, нежное, тонко очерченное лицо можно было бы назвать даже женственным, если бы на нем не светились холодным и острым металлическим блеском глаза. Перед ней стоял Восток, непроницаемый и равнодушный. И Пат стало вдруг непереносимо страшно и невозможно раздеться здесь, сейчас перед этим утонченным японцем и распахнуть перед ним недра своей плоти. Она неподвижно стояла у двери.