Ей удаётся затащить меня в подъезд и дальше в лифт. Едем молча, я сверлю её взглядом, она отводит глаза. У меня по венам течёт взрывоопасная смесь после всех событий, что нам пришлось сегодня пережить. Я на взводе и ещё, я понимаю, что прямо сейчас хочу её, как никогда.
Когда за нами закрывается входная дверь, я не даю ей опомнится, хватаю за талию и прижимаю к стене прямо в коридоре. Катя охает от неожиданности, но покорно опускает голову.
— А теперь ещё раз повтори эту чушь, которую ты сказала в машине. Глядя мне в глаза, — говорю я и легонько пальцами цепляю её за подбородок, заставляя посмотреть на меня.
Она неуверенно фокусируется на моём лице и от волнения без конца кусает нижнюю губу. О нет, детка, только не делай этого, иначе придётся отложить разговор и заняться делом, я и так уже на грани.
— Я сказала, что мне больно и обидно от того, что ты не веришь в мои чувства, — наконец, начинает она.
— А что ты чувствуешь ко мне, Катя? Ммм?
Она опять закусывает эту свою сладкую губу, пару секунд собирается с мыслями и говорит такое, от чего моё сердце готово взорваться на части грёбанными разноцветными салютами. И желать её больше, чем сейчас, кажется невозможным.
— Мне очень страшно… — Тихо говорит она, и больше не прячет взгляд, а смотрит прямо мне глубоко в душу, не моргая, — До дрожи в пальцах, до полной остановки сердца, что вся эта магия между нами может закончиться в один момент. Потому что я люблю тебя, рыжий! Мне кажется, до встречи с тобой, я не имела вообще понятия, что значит это чувство. И каково это — любить кого-то по-настоящему и так по-сумасшедшему хотеть!
Она шёпотом заканчивает эту проникновенную речь и тянется ладонью к моей щеке. Я перехватываю её руку за запястье и припечатываю к стене. Погоди, Котёнок, не договорили. Я стараюсь вложить в свой голос всю теплоту и нежность, на которую только способен и спрашиваю:
— Ну и чего же ты боишься, глупышка? Ведь у нас с тобой всё улётно!
— Я боюсь, что ты не сможешь ответить мне таким же серьёзным чувством, а мне нужно всё от тебя, понимаешь? И я, к сожалению, недостойна этого. Лиза права. Всё что у меня есть — это вот эта незаурядная внешность и больше никаких талантов.
— Поздно…
— Для чего поздно? — Хлопает ресницами Котёнок и не понимает к чему я клоню.
— Убеждать себя в том, что ты не для меня. Я уже тебя люблю. С самого первого взгляда, как только увидел там во дворце, у бассейна.
— Скажи ещё раз! — Со стоном просит Катя.
— Ну как тебя можно не любить, принцесса? — Говорю я и наконец позволяю себе поцеловать эти манящие губы.
Кошка моментально вжимается в меня с силой, но я отстраняюсь, ещё не всё сказал.
— Ты красива, как ангел, — продолжаю я и стягиваю с неё, ужасно мешающую сейчас, одежду.
Катя, как губка, впитывает каждое моё слово и дрожащими пальчиками помогает избавиться мне от предметов гардероба.
— Ты интересная, умная, весёлая, дерзкая и смелая, — шепчу я ей в губы и вижу, как она сходит с ума от желания, — А как ты готовишь! Ммм! Просто божественно!
Я опускаюсь перед ней на колени, попутно оставляя жалящие поцелуи на её плечах, груди, животике, и медленно снимаю с неё джинсы вместе с бельём, будто разворачиваю самую вкусную шоколадную конфетку на свете.
Катя рвано дышит и смотрит на меня с густой поволокой страсти во взгляде. Готова Кошечка.
— И только, уже за одни эти охренительные, длинные ножки, я влюбился в тебя навсегда и без памяти.
Я больше не могу мучать ни себя, ни её. Поэтому, поднимаюсь и совсем уже охрипшим от переизбытка эмоций голосом командую: "Повернись!". Хочу её сегодня и сейчас вот так.
Краем губ улыбаюсь от того, как резво она бросилась исполнять мою просьбу и, наконец, позволяю своим рукам исследовать это восхитительное тело. Сжимаю тугие и нежные груди, которые идеально подходят под размер моих ладоней, целую шейку и жадно вдыхаю запах её волос.
— Лёва, пожалуйста! — Умоляет она и многозначительно трётся прелестной попой об мой каменный пах.
— Ты же поняла, что была сегодня не права! — Хитро шепчу я и кусаю её за щёчку, продолжая дразнить руками изнывающее от желания тело.
— Да! Да! Да! Не права!
Я уже и сам готов взорваться от перевозбуждения, поэтому больше не медлю. Мне уже некогда стаскивать джинсы, поэтому я просто позволяю сползти им вниз и врываюсь в неё: такую горячую, тесную, влажную.
Катя издаёт протяжный стон и шкребёт стену руками.
— Я же говорил, что заставлю забыть тебя эти глупости!
— Я уже ничего не помню, только не останавливайся! Умоляю! — Чуть ли не плачет мне в плечо Катя.
— Теперь, ни за что на свете, детка! Я дам тебе всё, что ты хочешь! Всё!
Вряд-ли можно стать ближе друг другу, чем мы стали с Кошкой за эту ночь. Я без конца твердил ей что люблю, вперемешку с "хочу". И она отвечала взаимностью, и была особенно хрупкой и нежной в моих объятиях. Слишком ранимой, мне казалось, что я вижу в её глазах очень глубоко спрятанную печаль. Но у нас всё теперь хорошо, да?