Кошка, пущенная через порог

– И что же, на кухне даже не встречаетесь?

Женщина уже хмурилась.

– Зачем это вам, Игорь Николаевич?

– А я это к тому, что скоро с Пивоваровой ты жить не будешь…

Дальше он говорил, что весной сдадут большой многоквартирный дом в Чертаново и десять квартир выделяют институту. И есть большой шанс, что она, Татьяна Мантач, получит в этом доме однокомнатную квартиру.

Татьяна молчала.

– Не вижу радости, Таня! Ведь сам Столбовский сказал! Чего же ещё?..

– Поживем – увидим, Игорь Николаевич.

Да-а, железная, – смотрел на свежую молодую женщину Завьялов. Впрочем, только такие и должны быть рядом.

– Спасибо вам, Таня, – вдруг сказал ей, назвав её на «вы».

– За что, Игорь Николаевич?

– За вашу работу, Таня, – вполне серьезно смотрел на помощницу Завьялов.

Не часто такое можно услышать от шефа. Татьяна улыбнулась:

– Не хвалите, Игорь Николаевич – сглазите.

Потом докладывала о подготовленной операционной на завтрашний день.

– Первая операция завтра в одиннадцать, Игорь Николаевич. Опять полостная. Кононов из четвёртой палаты. 58 лет.

– Я знаю, Таня. Иди, отдыхай… Да-а! Большой привет Пивоваровой! Скажи ей, что я её хорошо помню!..

Завьялов смеялся. С покатым скифским носом, будто с весёлым копьем.

В кухне Пивоварова накручивала бигуди. Сырые пряди свисали с головы как лыжи.

– Тебе звонили. Опять Калуга…

Татьяна вернулась в прихожую, по восьмёрке попыталась набрать номер в Калуге. Не получилось. Заказала разговор через телефонную станцию.

Пивоварова, накручивая, кособенилась вся.

– То бывший муж из Калуги звонит, то его мать из Уфы. Переговорный пункт! Станция скорой медицинской помощи!..

Татьяна прошла к себе. Не снимая платья, прилегла на диван.

Забрызгался телефон.

– Танька!..

Татьяна уже держала трубку, ждала соединения.

– Здравствуйте. Это Татьяна. Мне передали, что вы звонили мне…

Дальше слушала торопливый, захлёбывающийся женский голос.

– В какое отделение его положили?.. Нет, вы меня не поняли: я спрашиваю – в пульмонологию опять или в хирургическое?.. Хорошо, Елена. Я всё узнаю у нас. Я позвоню. Конечно. Не за что…

Долго сидела на стуле у порога. С забытым аппаратом в руках. Сердце испуганно билось, обмирало.

– Что, опять к мужу поедешь? – высунулась Пивоварова. С башкой как тотализатор. Как барабанное спортлото. – К мужу с его новой женой?..

Татьяна встала, пошла к себе.

– О! О! О! – кривлялась Пивоварова. – Графиня Монсоро!..

Через час была действительно Уфа. Голос старухи как будто шатало, он рассыпался как песок:

– Таня, милая, что делать?..

– Ольга Ивановна, ну зачем вы так волнуетесь! Я же всё сказала вам вчера. Зачем же сноха-то вас ещё баламутит?.. Нет, никуда сейчас ехать не нужно. Может быть, придётся в Москву, но сейчас никуда не надо. Я буду вам звонить. Я всё узнаю. Не волнуйтесь. Думаю, что получится. До свидания. Не стоит. Не болейте, Ольга Ивановна…

Пила у себя кефир, прикусывая печенье. Потом мыла кружку на кухне. Пивоварова носилась за спиной как ветер.

Раздевшись до комбинации, в позе лежащей русалки пыталась читать. Но через какое-то время взгляд ушёл от книги и даже от дивана, начал дрожать в слезах… Села. Вытирала глаза подолом комбинации.

Потом к Пивоваровой пришёл Жиров. Галька, напевая, начала бегать на кухню. Через час они закрылись и включили свою долбёжную музыку, сопровождаемую то коротким поросячьим визгом, то глубокими женскими стонами.

Татьяна хотела уехать к Котельникову. Уже набрала номер, но положила трубку.

Лежала, поглядывала на люстру под потолком. Люстра, похожая на царевну в жемчугах, слегка потрясывалась.

Часов в двенадцать, когда музыка разом оборвалась, точно слетев с копыт, Татьяна села за стол писать ответное письмо матери в Башкирию: «…Мама, зря ты ругаешь меня. Я не могу отказать Сергею в такой трагический момент его жизни. Да он, как всегда, ничего и не просит. Наседают его жена и Ольга Ивановна. Звонят каждый день. То Уфа, то Калуга. Как я могу отказать им? Ведь именно я что-то смогу сделать в Москве, чтобы вытащить его из болезни. Он чужой мне, мама, давно чужой. Но я не могу без боли думать сейчас о нём. Все эти его бабёнки, все эти измены, его поспешная женитьба после развода – на фоне теперешнего трагического его состояния выглядят настолько мелкими и ничтожными, что и говорить-то о них не стоит. Я во всем виновата, я, мама. И в разводе нашем, и вообще. Трудно со мной было жить. Вот в чём дело. Я приносила одни несчастья. Как это тебе объяснить? Поэтому упреки твои, назидания сейчас просто дики. Нужно помочь человеку. Помочь, понимаешь, и всё. И я должна это сделать. Скоро поеду опять в Калугу. Необходимо взять выписки с самого начала болезни и по последним обследованиям. Ты же прекрасно сама понимаешь, что от этого сейчас зависит всё. В институте я уже говорила с шефом, и он обещал сразу же поговорить со Столбовским, как только тот вернётся из Армении.

И ещё. Не нужно ничего скрывать от папы. Ты этим его только обижаешь. К Сергею, в отличие от тебя, он относился хорошо.

Как твоя нога, мама? Мазь (другую) вложила в посылку. Скоро с посылкой и получишь. Не роняй больше кастрюль с кипятком на ноги.