— Боже мой! Сколько же труда ты вложил в этот дом! Мне говорили, что он — сущая развалина… — Видимо, это должно было звучать как похвала, но говорила Энни странным, каким-то приглушенным голосом. Впрочем, из вежливости она все же восхищалась тем, что ей показывал Майкл. Тогда он решил сразу выложить все козыри и рассказал ей и детям историю этого дома, указал на особенности его интерьера — лепнины, карнизов — и перечислил работы, которые ему пришлось выполнить, и те, которые он планирует в будущем. Дети ходили следом за ним по дому, но старались держаться поближе к матери. Детская, похоже, произвела на обоих большое впечатление, но Бен заявил, что боится лошадки-качалки и фарфоровых кукол с «рядами жутких белых зубов». И Холли, естественно, тут же подхватила: сообщила, что у нее от этих кукол «мурашки по коже», и прибавила, что ее удивляет «папина одержимость» этими игрушками — это было то самое выражение, которое Майкл слышал и от Роба, и ему вдруг стало ясно, что ни Энни, ни детям его дом совсем не нравится.
— Ну, разумеется, он мне нравится. Он прекрасен, — возразила Энни, но голос ее звучал недостаточно убедительно. — Просто ты…
— Чересчур одержим этим домом? — спросил Майкл.
Она пожала плечами.
— Такое ощущение, что здесь полно призраков, — сказала она. — И повсюду эти ужасные старые портреты… И как только ты их выносишь?
До него не сразу дошло, что Энни говорит о фотографиях семейства Ланди. Он чуть не рассмеялся: разве могут такие прекрасные лица вызывать раздражение? Он попытался объяснить, но почувствовал ее нетерпение: она то и дело поглядывала на дисплей мобильника.
— Здесь что, действительно нет связи? — спросила она.
Он покачал головой.
— Да, к сожалению, почти нет. Наверное, из-за деревьев.
Ее передернуло.
— Господи, как только ты можешь
— Правда? — удивился Майкл.
— И я все время слышу какие-то странные шумы…
Это были звуки старого дома: сочное поскрипывание полов, стон воды в водопроводных трубах, тиканье старых дедовских часов. Футляр этих часов был сделан из дуба, который был молодым дубком во времена юности Уильяма Шекспира.
— Я знаю, какие звуки бывают в старых домах, Майкл! Но это нечто совсем иное. Уверяю тебя, я все время слышу
Он улыбнулся.
— Вот уж понятия не имел, что у тебя настолько развито воображение.
Она взяла его за руку.
— Поедем домой, Майкл! Дети по тебе соскучились. И я тоже. Поедем домой и попытаемся как-то договориться. Мы можем все начать сначала, только откажись от этого дома и вернись домой…
Он мрачно на нее глянул.
— Мой дом —
Первый шаг — это принять и смириться.
Вскоре они уехали, а их подарки так и остались неразвернутыми под елкой. Наступившая ночь принесла новый снегопад. Майкл сидел в библиотеке и курил. Запах табака плыл в воздухе, смешиваясь с ароматами хвои и дыма, долетавшими из гостиной. Он налил себе бренди из графина, стоявшего на столе, и перешел в гостиную, где уютно потрескивали дрова в камине. Сев на диван, Майкл стал ждать: ему казалось, что
И действительно — из кухни отчетливо потянуло запахом пирога, и у него сразу стало теплей на душе. Как давно он уже не ел домашней еды! Майкл зажег свечи и выключил электрический свет. Стало гораздо лучше — огоньки свечей отражались в елочных шарах, по комнате бродили теплые, какие-то уютные тени. Ему даже показалось, что из игровой комнаты доносятся голоса его детей: пронзительный от возбуждения голос Неда и осторожный, предупредительный шепот Эмили.
Дедовские часы пробили полночь.
Майкл улыбнулся и сказал:
— Веселого Рождества!
И откинул голову на диванную подушку, закрыв на мгновение глаза и прислушиваясь к звукам ночи: постукиванью ветвей по деревянной обшивке дома, треску дров в камине, беззвучным, крадущимся шагам по натертому паркетному полу; шаги на мгновение замерли, а потом послышалось нетерпеливое сопение, треск разрываемых бумажных оберток, детский смех, который вдруг прекратился…
—
И он почувствовал, как кто-то сел на диван рядом с ним. Она положила голову ему на плечо и просунула свою маленькую холодную ручку в его ладонь. Теперь он отчетливо чувствовал аромат ее духов — фиалка и сандал, — ощущал на шее ее дыхание, похожее на легчайший бриз, сквозь полуопущенные веки видел, как поблескивают прекрасные сапфиры в изящном полумесяце браслета из белого золота, обхватившего тонкое запястье…
Говорят, первый шаг — принять и смириться. А потом приходит исцеление. Но вот чего Майкл так и не понял — как одно отражает другое, как спасение имущества может обернуться спасением души, как строитель сам оказывается перестроенным, как человек, просто отдав что-то, отпустив это от себя, обретает способность достигнуть того, о чем не смел даже мечтать…
Дом состоит не из кирпичей, скрепленных известковым раствором. Он сделан из таких вещей, которые выдержат все, устоят даже после того, как раскрошатся кирпичи и известка.