Кошки-мышки с мафией

Конечно, любой толковый криминалист, увидев характерные колонки цифр, сразу бы заподозрил, в чем тут дело. Но вскрыть такой шифр, когда не знаешь, какая именно книга использовалась, практически невозможно, особенно если сообщение короткое. Тут целый аналитический отдел может неделю ломать голову, пока что-то путное найдет. Я это в одной книжке по теории вероятности узнал.

К счастью, Борман читать любил. По всей его жилплощади были рассеяны трактаты о Конфуции, монографии судмедэкспертов и адвокатов, потрепанные детективы в мягких обложках, учебники по компьютерным программам, ноты (он еще у нас на пианино джаз шпарит будь здоров), энциклопедии стрелкового оружия…

Но мы, естественно, выбрали нашего любимого Артура Конан Дойля.

Через полчаса работы у нас получилось вот что:

Правда, мы ужасно торопились, и поэтому согласование падежей да и вообще вся стилистика записки в дешифрованном виде была несколько диковатой:

Дело ужас плох готовится крупное преступление Угроза от полиция сивое ухо в нашей квартире тщательный осмотр Нас преследует сильный противник Опасность от стена Ройлотта".

Теперь нужно было каким-то образом указать Борману дешифровальную книгу. Конечно, он и сам мог бы догадаться, какой именно том мы чаще всего читали у него, но подстраховаться тоже не мешало. Но как? Я долго ломал голову и, наконец, сообразил…

Из рассказа Толи Затевахина

После того, значит, как мы поколдовали над дешифровальной книгой, нужно было каким-то образом Борману на нее указать. Конечно, он и сам мог бы догадаться, какой именно том мы чаще всего читали у него, но подстраховаться тоже не мешало. Но как? Я долго ломал голову и, наконец, сообразил:

— Колька, ты у нас ботаник. Ну-ка быстро, на вскидку: как по-химическому ртуть называется?

Колька аж позеленел и даже слова стал от возмущения путать:

— Я тебе не болтаник! Сам ты…

И тут он сказал такое… Вообще-то Колька у нас воспитанный. Даже мясо всегда с ножом ест. Но иногда такое сказанет. Как в тот раз… Нет, не могу даже повторить, а то потом от папани по шее достанется и мне, и Кольке.

Ладно, — успокоил я. — Я ботаник, я, не кипятись. Так как же все-таки со ртутью?

Зачем это тебе?

Очень просто, — пояснил я. — Ртуть, Артур. Улавливаешь?

Понял! — хлопнул себя по лбу Колька. — Маленький такой ребус!

Общими усилиями на обороте бумажки мы намалевали слово "гидраргиум" и уже собирались бежать на электричку, как я, значит, подумал, что неплохо было бы предупредить обо всех этих событиях профессора из института и нашего Мензурку…

Из рассказа Коли Затевахина

Общими усилиями на обороте бумажки мы намалевали слово "гидраргиум" и уже собирались бежать на электричку, как я подумал, что неплохо было бы предупредить обо всех этих событиях профессора из института и нашего Мензурку…

Память у меня хорошая (наверное, потому, что рыбы много ем, как в одной кулинарной книге советовали). Но в этот момент мозги мои словно заклинило. Ведь Мензурка при нас набирал из бюро пропусков телефон профессора! И у меня этот номер в голове вертелся все время на манер надоедливой песенки. Что-то там вроде "два-три-три-семь-восемь — очень просим" или "три-три-восемь-два — закружилась голова"…

От умственного напряжения у меня аж в ушах зазвенело и лицо покраснело, как у пятиклассника, который ночью наткнулся на телеканал "Эротические шоу мира".

Толька на меня смотрит:

Ты чего — заболел?

Да нет, — морщусь я. — Надо бы профессора предупредить. Да телефон никак вспомнить не могу.

А-а-а, — протянул Толька. — Записывай. 332–784.

Я аж обалдел. Ну Толька, ну гигант! И вроде рыбы совсем не ест. Соврали что ли в той кулинарной книжке?

В общем, подгреб я к себе телефон и стал профессору названивать. Вначале никто к аппарату не подходил. Но я трезвонил настойчиво — пока линия не начинала выдавать гудки "занято". Наконец кто-то поднял трубку.

Алло, Порфирий Петрович? — побасовитей стараюсь сказать я.

Нет, — отвечают с той стороны провода. — Порфирий Петрович заболел.

А кто это говорит? — нагло так интересуюсь я.

Некоторое время в трубке слышится только чье-то шипение и придыхание, пробивающееся с радиорелейной линии. Наконец микрофон оживает:

А я с кем имею честь?

Секретарь-референт академика Лескова, — нагло лгу я. — По поводу симпозиума.

Лаборант Катышевич, — откликается мой собеседник. — Только вряд ли Порфирий Петрович сможет участвовать. Он очень-очень болен.

Очень жаль, — выдавливаю из себя я и, чувствуя, что сейчас, от несвойственной мне манеры говорить баском, раскашляюсь, вешаю трубку.

Вот это да! Профессор, оказывается, болен! Причем настолько, что не оставил никого дежурить на своем телефоне. А ведь мы ему должны были сегодня звонить по поводу украденной из института "пластмассы"!

— Надо спасать Мензурку! — сорвался с места Толька. — Быстрее в школу!