Кошкин Нос

— Совсем плохо. Совсем, — опечалился Самдорта. — А раньше ты что делал? Я нельму ловил, палкура, чира. Песца бил еще, оленя гонял, но совсем раньше. Теперь камлаю. А ты?

Профессор задумался. Как объяснить вот так вот разом, сидя на оленьих шкурах у очага, чем он занимался последние годы? Служил стране, которая из матери-империи стала советской мачехой? Которой никогда не нужны были его знания, ей нужна была сначала медная руда, а теперь — рыба. Как объяснить покрытому рисунками и узорами самоеду, что он искал свою каппу? Каппу, которая позволит человечеству шагнуть за порог Земной атмосферы и устремиться к глубинному Космосу.

— Это настолько важно? — растерянно прошептал он.

— Важно. Совсем важно, — кивнул самоед и даже вынул трубку изо рта, подчеркивая важность. Налил до краев плошку чаем и протянул Профессору. — Когда человек переходит на другую сторону, то делает там то же, что и на этой. Поэтому в путь ему надо собрать все вещи, что будут нужны. Тебе тоже скоро собираться в путь. Как это по-русски, — замешкался самоед. — Вот. Скоро умирать.

Профессор поперхнулся. Закашлялся.

— Так что ты делал, Про Фэ Сор?

Мысль о смерти давно не пугала Профессора, но слова самоеда повернули ее другой гранью. Помогли сделать выбор:

— Я учил. Давал знания. Отвечал на вопросы.

— Ммм, — понимающе промычал самоед. Похоже, ответ его удовлетворил. — Так ты тоже тадебе, — и видя, что Профессор не понял, перевел, — шаман. Это хорошо. Вдвоем нам легче будет просить у Нга твою тень. Ты в среднем мире камлал или в верхнем?

— В верхнем, — ответил Профессор. — Я учил, как подняться выше земли. Выше звезд, выше солнца.

Самдорта хитро улыбнулся и погрозил Профессору своей кожаной рукавицей:

— Зачем обманываешь, Про Фэ Сор? Выше звезд и луны, далеко за солнцем начинается седьмой слой неба. Там живет только Нума и его жена Я'Мюня. Никто не может подняться, даже самый сильный шаман. Только до пятого слоя можно, где Яв'мал Вэсоко.

— Ну я же не пешком учил добираться, — улыбнулся в ответ Профессор. — Я учил делать таких железных птиц, что могут долететь и до твоего Нума.

Самдорта замер истуканом и уставился на Профессора широко раскрытыми глазами. Трубка вывалилась из распахнутого рта.

* * *

Когда Нея решил выведать еркар больного русского, он не знал, как назвать ему свой. Имя, что написал на паспорте упол, Нея не нравилось, а открывать настоящее чужаку он не хотел. Потому назвался словом, которое про него знал каждый ненцья — самдорта — тот, кто камлает с хэхэ нижнего мира.

Нея всегда любил ходить умом заранее, но даже его ум не мог дойти, что больной русский Про Фэ Сор настоящий выдутана, да такой великий, что приручил железную Минлей-тиртя — птицу, что летает до самого светлого Нума.

Теперь Нея понял, почему так настойчив был нгытырм родителя. Отчего хэхэ отца велел найти русского без тени и проводить его на ту сторону тундры. Про Фэ Сору не нужна была больше его синдрянг, он мог и без нее попасть на суд к Нуму. Все, что было нужно русскому выдутане — верный проводник, который соберет его в дорогу.

Про Фэ Сор уже давно спал, уставший от разговора, а Нея все сидел у огня и думал, как лучше собрать белого выдутана в путь. Думал, сможет ли русский добраться до пастбища народа сихиртя у берега, омываемого двумя морями, хватит ли у него сил. Лишь изредка снимал чайник с сызмы и подливал чаю в плошку.

Лайка у порога навострила уши и тоненько заскулила. Затем и сам Нея почувствовал — к его чуму приближалась нарта, а следом за ней что-то большое, больше самого тяжелого нутуса, рычащее и страшное.

Нея накидал поверх спящего Про Фэ Сора шкур, посадил сверху лайку. Надел малицу и штаны из ровдуги и уселся у очага ждать.

На улице хаски затеяли лай. Нюка над порогом откинулась, и в чум вошел ненцья. Скинул капюшон и коротко, украдкой, поклонился. Нея знал этого ненцья. Он осел на фактории и ездил по тундре только с Красным Чумом.

Нея он не нравился, слишком много говорил о русских начальниках, о Сталине, и называл тадебе и большеоленных ненцьев плохими словами. Сам же, когда его жена положила в дупло третьего ребенка, пришел к Нея просить помощи. Нея помог — четвертый ребенок выжил.

Следом за лживым ненцья, топоча унтами, вошли двое. Нея сразу узнал в них уполов, даже без кожаных пиджаков и деревянных коробочек на боках.

Один из них поднял руку к шапке и представился:

— Уполномоченный УГРО Семенов.

Второй упол высокий, как медведь, сильно похожий носом, ушами и усами на ту карточку шибко большого русского начальника, что Нея видел в фактории, представляться не стал. Наклонился, протянул широкие, как лопаты, ладони к очагу и поджег об него белую гильзу папиросы. Сунул в зубы и выдохнул дымом в лицо Нея:

— Паспорт покажи.

Нея протянул здоровой рукой сложенный в осьмушку листок.

— Так, Прокопий Хатынзи, — протянул упол имя, которое Нея не нравилось. — Ты почему не на фронте?