Кошкин стол

Экзаменационная тетрадь.

Подслушанные разговоры

Дни с 1-го по 11-й

— Не смотри на него, слышишь, Селия? Не вздумай больше смотреть на эту свинью!

— У сестры моей странное имя. Массумех. Это значит «безупречная››, «огражденная от грехов». А по-персидски — «одаренная» или «искренняя». Есть еще значение «беззащитная».

— Я, вот ведь незадача, просто терпеть не могу этого силихэмского терьера.

— А я ее поначалу принял за синий чулок.

— Мы иногда фруктами травим рыбу.

— В шторм всегда появляются карманники…

— Я вот слышала, что можно перейти пустыню, съедая в день лишь по финику и луковице.

— С языками — то она в ладу, вот ее и припахали на Уайтхолле.

— Этот одинец меня угробит!

— Твой муж тут предложил мне лежалую устрицу, а я ему и говорю: да это будет поопаснее, чем вступать в половую связь в семнадцать лет!

Трюм

Одним из наших соседей по «кошкиному столу» был Ларри Дэниелс. Плотно сбитый, мускулистый мужчина. Он всегда был при галстуке, всегда закатывал рукава рубашки. Поначалу мы знали о нем лишь одно: он по уши втрескался в мою семнадцатилетнюю кузину, которая даже не удосуживалась ответить ему, который час. По причине ее пренебрежения он лез из кожи вон, чтобы подружиться со мной. Наверное, как-то заметил, как я хохочу над чем-то с ней и с ее друзьями у бассейна, — Эмили почти все время проводила там. Мистер Дэниелс осведомился, не желаю ли я осмотреть его «сад» на борту. Я осведомился, нельзя ли привести двоих спутников, мистер Дэниелс согласился, хотя было ясно: ему бы хотелось заполучить меня безраздельно, чтобы расспросить о пристрастиях и привычках Эмили.

Так уж сложилось, что когда мы с Кассием и Рамадином оказывались в обществе мистера Дэниелса, то постоянно выпрашивали у него экзотические напитки, которые продавали в баре у бассейна. Или уговаривали сыграть с нами в какую-нибудь игру. Мистер Дэниелс был человеком интеллигентным, любознательным, но нам интереснее было помериться с ним силой — мы нападали на него втроем, и в конце концов он, отдуваясь, валился на мат, а мы, основательно вспотев, удирали и прыгали в бассейн.

Только за ужином некому было защитить меня от расспросов мистера Дэниелса касательно моей кузины — как на беду, мы с ним сидели рядом, — так что приходилось говорить об Эмили, и ни о чем другом. Единственное достоверное сведение, которое я сообщил ему со всей искренностью, заключалось в том, что она любит ароматизированные сигареты «Плеерс». Именно их, и только их она курила уже года четыре. Остальные ее пристрастия и привычки я выдумал.

— Ей нравится мороженое из «Слоновника», — говорил я. — Она собирается на сцену. Хочет стать актрисой.

Дэниелс уцепился за фальшивую соломинку:

— На борту есть театральная труппа. Я мог бы ее познакомить…

Я кивнул, будто бы в одобрение этого плана, — и на следующее утро застал Дэниелса за беседой с троими из труппы «Джанкла». Они плыли в Европу разыгрывать там свои улично-акробатические сценки, а по пути время от времени давали спектакли для пассажиров. Порой жонглировали — случалось, под руку им после вечернего чая подворачивались чашки и блюдца, — однако по большей части они выступали официально, в костюме и многослойном гриме. А лучший их трюк заключался в том, что они вызывали пассажиров на импровизированную сцену и раскрывали личные тайны каждого, доводя до крайнего смущения. В основном речь шла о местонахождении потерянного бумажника или перстня или, например, о том, что пассажир едет в Европу навестить больную сестру. Чудеса эти творил под конец представления «Хайдерабадский мудрец», лицо которого было изрисовано красными полосами, а глаза обведены белилами — от этого они казались глазами великана. Он, собственно, нагонял на нас жуткий страх, потому что иногда входил в гущу толпы и сообщал, сколько детей у того или иного пассажира или откуда родом его жена.