Кошкин стол

Супругу миллионера Делию всегда выводила из себя его скрытность. А сейчас, спустя несколько дней после отплытия из Коломбо на «Оронсее» и постоянного приема аюрведического снадобья, она наконец-то узнала всю подноготную своего мужа. На свет выплыла вся его юность до последней крошки. Он поведал, какой ужас внушали ему отцовские побои, вселившие ему в сердце подозрительность и недоверие, — в результате он превратился в не знающего жалости финансиста. Он рассказывал о тайных визитах к брату Чепмену — тот сбежал из дому с соседской девчонкой, в которую был влюблен, а у той имелся шестой палец. В Чилау палец этот ей отрубили, и с тех пор они тихо и мирно зажили в Калутаре.

Кроме того, Делия узнала, как именно ее муж отводил денежные потоки в тайные подземные русла. Большая часть этих сведений излилась из него, когда судно попало в зону циклона — Гектора де Сильву мотало взад-вперед на его огромной кровати, пока судно зарывалось то кормой, то носом в воду. Казалось, впервые за много недель он начал радоваться жизни — супруга же и прочие члены его свиты разбежались блевать по соседним каютам. Датура начисто освободила его от забот о будущем, от побочных эффектов болезни и от любых внутренних барьеров. Умела она наполнять любовной силой — превратив его из худосочного, отрешенного соложника в благожелательного собеседника. Эти перемены в его настрое заметили не сразу. Шторм был в самом разгаре. В тот самый момент, когда Гектор де Сильва впервые за всю свою взрослую жизнь начал говорить правду, в машинном отделении произошло небольшое возгорание. Кроме того, невесть откуда повылезали карманники — им всегда приволье в такие вот моменты, когда опора уходит из-под ног и требуется физическая помощь. Кроме того, в чреве судна подмок целый трюм, наполненный зерном, и оно высыпалось наружу, нарушив центровку, и теперь там работали срочно отряженные матросы — они засыпали зерно обратно, а плотники восстанавливали перегородки. Трудились они в темноте, в самой глубине трюма, где лишь мерцал свет масляной лампы («работали, как могильщики», по известному выражению Джозефа Конрада), по пояс в зерне. А сэр Гектор тем временем излагал своей немногочисленной свите прелестную историю о том, как однажды в детстве на ярмарке в Коломбо ему довелось покататься на игрушечной машинке. Рассказывал он об этом снова и снова, и всякий раз будто бы впервые — жене, дочери и трем скучающим медикам.

Словом, что бы там ни ждало наше судно, которое болтало циклоном, будто гроб, сэру Гектору выпало несколько светлых деньков — он без всякой утайки разглагольствовал о своем богатстве, запретных удовольствиях, искренней любви к собственной жене, — а судно тем временем падало в глубины чрева морского, а потом выныривало, словно целакант в своем панцире, океан проявлял характер, машинистов бросало на раскаленные докрасна двигатели, и они обжигали руки, те, кто считал себя сливками восточного общества, натыкались в длинных коридорах на карманников, а оркестранты рушились с эстрады посреди «Тому виной моя юность», и тарелки подскакивали на пару сантиметров над углублениями в столешницах — а мы с Кассием лежали, распластавшись, на прогулочной палубе под дождем, падавшим с необычайно низкого неба.

Но постепенно на палубах и в ресторанах вновь появились люди. Мисс Ласкети приблизилась к нам с улыбкой и доложила, что старший стюард заносит все «особые происшествия» в корабельный журнал, так что мы, видимо, войдем в историю судна. Кроме того, произошел целый ряд «смещений». Пропали крокетные биты и шары, у кого-то во время шторма исчезли бумажники. Появился капитан и напомнил во всеуслышанье, что у мисс Кардифф пропал фонограф, вычислить его местонахождение пока не удалось и любая помощь в этом деле только приветствуется. Кассий, незадолго до того сбегавший в трюм посмотреть, как механики крепят осушительную трубу, заявил, что фонограф играет именно там, громко и непрерывно. Члены команды пресекли череду потерь, объявив, что в шлюпке отыскалась некая сережка, и не могла бы владелица ее опознать и затем получить в кабинете у казначея. Про стеклянный глаз помощника казначея не было сказано ни слова, хотя по внутренней связи упорно продолжали перечислять недолгий список того, что уже найдено. «На данный момент обнаружены: одна брошь; одна дамская коричневая фетровая шляпка; один журнал, принадлежащий мистеру Берриджу, с непонятными иллюстрациями».

В том, что судно оправилось после шторма и вновь наступила ясная погода, была одна хорошая вещь. Узника вновь стали выводить на вечерние прогулки. Мы поджидали его и вот наконец увидели — он стоял, закованный в кандалы, прямо на палубе. Глубоко вдохнул, втягивая в себя как можно больше энергии ночного воздуха, потом выпустил ее обратно. По лицу разлилась непознаваемая улыбка.

Судно на всех парах шло к Адену.

На суше