Кошкина книга

– Баюшки-баю

Поёт волчонок серый.

Не осталось

Посуды не помытой на столе:

– Опять ножом порезала картошку

И палец на руке?

Постой, не лей

Зеленку на коленку и на кошку!

Пусть кошка убегает босиком,

Ты выходи из ванной по-кошачьи.

Усни, не вспоминая ни о ком,

Коль невоспоминанье много значит

Для серого волчонка на краю,

Бегущего за овцами вдогонку.

А не догонит:

– Баюшки-баю.

Пускай кусает спящую девчонку.

Котябрь

Такой взъерошенный и злой

Котябрь мяукал ветром в щели

И первый снег кружил юлой,

И грел теплом последним еле.

Просился в дом. Мол, им, котам,

В Дакотах ихних, Юкотанах

Тоскливо в дым, пустынно там

И жизнь всегда на чемоданах.

Он выл в окно: – ну подбери!

Прошу приют, немного ласки.

Мы все ручные котябри.

Царапал дверь и строил глазки.

И я пустил его домой.

И он ко мне ввалился шатко,

Облезлый хвост пуша трубой.

Не слон и даже не лошадка.

Обнюхал кухню, где еда.

Прилёг в углу, бурча желудком,

И поселился навсегда,

Хотя просился лишь на сутки.

Я без претензий, но теперь,

Рыча как сто абракадабр,

Лохматой шкурой трётся в дверь

И снегом сыпет новый Ябрь.

Ещё одна дума о коте

Дворовый дух в кошачьей шкуре

Не пьет коньяк, сигар не курит.

Походкой мягкой гутаперчив

И важен, как Уинстон Черчилль.

Он не читает нот и писем,

Он откровенно независим

От предсказуемости многих

Голодных или одиноких.

Он чует вкус мясной в подъездах,

Он слышит рыб и тех, кто ест их,

И хруст замёрзшего минтая

У стен кирпичных осязает.

Копаясь в россыпи отбросов,

Дворовый дух – почти философ.

И размышляет как Сенека,

Достав объедок из-под снега,

Не о величии и власти,

Не о еде в кошачьей пасти,

И не о счастье в райских кущах,

А лишь о радости текущей.

Он может спать с утра до ночи.

Он неподкупен, между прочим,

Но в благодарность за колбаску

Лизнёт твою ладонь с опаской.

Пробуждение бабочки

Проснитесь бабочкой из кокона руки,

Моргая крыльями, молчите, т.к. мы

Еще по-утреннему скованно немы,

А может губы чем-то заняты другим.

Проснитесь кошкой и, потягиваясь, нe

Спугните бабочку застывшую, пока

За ней крадется осторожная рука,

И гладит кошку по изогнутой спине.

Проснитесь птицей, и спросонья хрипотца

Не помешает полусонного певца

Поймать с изысканною грацией ловца,

Не потревожив вашей кошки и лица.

Проснитесь мной, проснитесь нами и собой,

Проснитесь бабочкой у кошки на груди,

Проснитесь птицей за окном, и я один

Проснусь для вас в интерпретации любой.

Сон

Перетекая в кошку, из руки

Выскальзывая на пол незаметно,

Смеялась в отдалении с другим –

Чуть видимым и от того бесцветным.

Не достигая твёрдости стекла,

Пыталась растворяться в непонятном

И снова стать собой вполне могла,

Чтоб тут же уплывать из рук обратно.

И люди – отражения теней,

И тени пробегающих кошачьих

Перетекали в кошек вместе с ней

И в сумраке терялись, не иначе.

И это так привиделось во сне,

И это так запомнилось надолго,

Что тот, кто не менялся вместе с ней,

Хватал руками воздух, но без толку.

Кошачьи нежности для Диневич

Мурлындю носом в две рулады

Тебя чеша собой об спинку...

У Вас в Америке прохладно,

У нас тепло. Томятся льдинки

Весну почуяв. С юга птицы

Летят домой, разинув клювы.

Светило между туч резвится,

Порой дождем холодным сплюнув.

А ты там мерзнешь в Сан-Диего,

Как декабристка в заполярье.

Не жди, я в гости не приеду.

Ты не споешь мне на гитаре.

Ты не станцуешь на рояле,

Ты не напоишь кока-колой.

И, опуская все детали,

Не будешь ...близкой, ...теплой, ...голой.

Придется мне котячим духом

Пройти неблизкую дорожку

И помурчать тебе на ухо,

Вселившись,...ну хотя бы, в кошку.

Белому коту (Гошке)

Мой недоверчивый молчун,

Мой друг растрёпанно-пушистый,

Мой белый кот девятой жизни

Задул короткую свечу.

Прости, что ты был тапком бит

И заклеймён суровым словом

За тот цветок, что лапой сломан

И за бутылку пива «Пит».

Прощенья ныне не в чести,

Но, подбивая все итоги,

В своём раю четвероногих

Мне грех забытый отпусти.

И если как-нибудь весной

На крыше ангел замяучит,

Мой белый кот, на этот случай

Ты не забудь зайти за мной.

Разочарование

Эти кошки и прочие ню

Не стоят на моей авеню,

А в квартале другом голосуют,

Выставляя коленку босую.

Эти кошки и прочие "не"

Наяву как в несбывшемся сне

Мне рисуют улыбки паяца,

Но будить почему-то боятся.

Эти кошки и прочие "ни"

Уверяют, что будто они

Мне себя навсегда доверяют,

И не верю их голосу зря я.

Эти кошки и прочие "но"

Постоянно твердят мне одно,

Как я мил и ужасно приятен,

Но стыдливо бегут от объятий.

Эти кошки и прочие ню

Прилетают ночами к огню,

Но всё время куда-то пора им.

Постучатся в меня и сгорают.

Если б

Я бы с вами на Таймыр,

Я бы с вами на Амур,

Я бы вас за шейку «мыр»,

Я бы вам на ушко «мур».

Если б вы меня, обняв,

Прижимали от души,

Я бы сдерживал свой «мяв»,

Издавая тихий «шшшши».

Я бы щурился на свет,

Я бы тёрся об сапог,

Я б до крошки съел обед

И ещё бы что-то смог.

Только вы, придя сюда,

Завалились на кровать.

Ну и где моя еда!?

Что ж.

Придётся поорать.

Сонное

Рука в руке затихла мышкой,

Ты спишь уютно и тепло

Свернувшись кошкой. Сладко дышишь

В плечо.

Оконное стекло

Как лоб наморщил летний дождик,

Лениво выжав облака.

Здесь воздух чист и невозможен,