Кошмар

"Thank you."	- Благодарю.
But everything showed that Father Yakov had come for something else besides the list.	Но по всему видно было, что отец Яков не из-за списочка пришел.
Has whole figure was expressive of extreme embarrassment, and at the same time there was a look of determination upon his face, as on the face of a man suddenly inspired by an idea.	Вся его фигура выражала сильное смущение, но в то же время на лице была написана решимость, как у человека, внезапно озаренного идеей.
He struggled to say something important, absolutely necessary, and strove to overcome his timidity.	Он порывался сказать что-то важное, крайне нужное и силился теперь побороть свою робость.
"Why is he dumb?"	"Что же он молчит? - злился Кунин.
Kunin thought wrathfully. "He's settled himself comfortably!	- Расселся тут!
I haven't time to be bothered with him."	Мне ведь некогда возиться с ним!"
To smoothe over the awkwardness of his silence and to conceal the struggle going on within him, the priest began to smile constrainedly, and this slow smile, wrung out on his red perspiring face, and out of keeping with the fixed look in his grey-blue eyes, made Kunin turn away.	Чтобы хоть чем-нибудь сгладить неловкость своего молчания и скрыть борьбу, происходившую в нем, священник начал принужденно улыбаться, и эта улыбка, долгая, вымученная сквозь пот и краску лица, не вязавшаяся с неподвижным взглядом серо-голубых глаз, заставила Кунина отвернуться.
He felt moved to repulsion.	Ему стало противно.
"Excuse me, Father, I have to go out," he said.	- Извините, батюшка, мне нужно ехать... - сказал он.
Father Yakov started like a man asleep who has been struck a blow, and, still smiling, began in his confusion wrapping round him the skirts of his cassock.	Отец Яков встрепенулся, как сонный человек, которого ударили, и, не переставая улыбаться, начал в смущении запахивать полы своей рясы.
In spite of his repulsion for the man, Kunin felt suddenly sorry for him, and he wanted to soften his cruelty.	При всем отвращении к этому человеку Кунину вдруг стало жаль его, и он захотел смягчить свою жестокость.
"Please come another time, Father," he said, "and before we part I want to ask you a favour.	- Прошу, батюшка, в другой раз... - сказал он, - а на прощанье у меня к вам будет просьба...
I was somehow inspired to write two sermons the other day. . . .	Тут как-то я вдохновился, знаете, и написал две проповеди...
I will give them to you to look at.	Отдаю на ваше рассмотрение...
If they are suitable, use them."	Коли сгодятся, прочтите.
"Very good," said Father Yakov, laying his open hand on Kunin's sermons which were lying on the table.	- Хорошо-с... - сказал отец Яков, покрывая ладонью лежавшие на столе проповеди Кунина.
"I will take them."	- Я возьму-с...
After standing a little, hesitating and still wrapping his cassock round him, he suddenly gave up the effort to smile and lifted his head resolutely.	Постояв немного, помявшись и всё еще запахивая ряску, он вдруг перестал принужденно улыбаться и решительно поднял голову.
"Pavel Mihailovitch," he said, evidently trying to speak loudly and distinctly.	- Павел Михайлович, - сказал он, видимо стараясь говорить громко и явственно.