Наблюдая за ней, Сатурнин видел по ее лицу, что она обеспокоена и волнуется за Видмера.
— Это очень возможно. Мы допускаем, что был заговор против Видмера и что его похитили.
— Похитили? Чтобы получить за него выкуп?
— Чтобы забрать у него драгоценности и деньги, которые были при нем. Не знаете ли вы, не арендовал ли он в банке сейф? Может быть под чужим именем?
Она жестом ответила, что ничего не знает, на глазах у нее стояли слезы.
— Это ужасно! — проговорила она. — Бедный Эжен! Он не смог вынести дурного обращения.
Она замолчала и прошла в другой конец комнаты.
— Я дам вам письма, месье. Может быть, ему угрожает серьезная опасность, а письма помогут вам что-нибудь прояснить.
Она открыла крышку секретера и, вернувшись с большим конвертом, в котором лежало несколько писем, сказала просто:
— Я доверяю их вам.
Он поблагодарил и быстро просмотрел их. Она не спускала с него глаз. Все письма были лаконичными и вне всякого сомнения написаны Видмером. Датированные летом или зимой все они отличались чистосердечием. В одном из писем, более пространном, Видмер сетовал о том, что она отказывалась от его предложения создать ей капитал. Он писал:
«Я говорил вам не о большой сумме. Для меня она незначительна. Но в нынешних обстоятельствах я содрогаюсь при мысли, что экономическая революция может ввергнуть вас в нищету. Не упрямьтесь, Урсула, я вас умоляю! Разрешите мне закрепить за вами по крайней мере пятьсот тысяч франков в драгоценностях или в движимости. Как я вам часто говорил, у моей жены и ее сына есть все возможности для роскошной жизни».
Пробежав коротко содержание писем, Сатурнин положил их в карман.
— Они будут у меня в сохранности, мадам. Я хочу их получше изучить.
— Хорошо, — равнодушно проговорила она.
Вдруг она вздрогнула и вполголоса произнесла:
— Это невероятно, месье! Я чувствую, что вы правы. Я вспоминаю этот голос по телефону и все больше убеждаюсь, что он был не нормальным. Обычно Эжен говорил со мной не так. Но что же произошло? Что все это может значить?
И она снова вздрогнула.
— Вы спрашивали меня, дарил ли Эжен мне драгоценности, а я ответила вам, что отказывалась от его подарков. Вы считаете, что он купил их для меня… рассчитывая, что в конце концов уговорит принять их… И что он попал в руки грабителей?
— Возможно, — ответил Сатурнин. — Нам придется принять это за отправную точку и действовать соответственно. Скажите мне, зачем он купил отвратительный костюм, чтобы переодеться в бедняка? У вас есть какие-нибудь догадки?
Она с удивлением смотрела на него.
— Нет, ни малейшего представления. Это невероятно. Со стороны Эжена это совершенно нелепый поступок.
— Если предположить, что он узнал о редкой марке, принадлежащей бедному человеку… может быть, торговцу… который не знал истинной цены, как вы думаете, способен ли Видмер прикинуться бедным, чтобы добиться своего?
Мадам Мендоза немного подумала.
— Нет, я не считаю его способным на такое. Эжен никогда не держался за деньги. Он счел бы такой поступок недостойным. — Она улыбнулась. — Это безнравственно! Это любимое слово Эжена. По моему мнению, он сообщил бы бедному человеку истинную стоимость марки и дал бы ему настоящую цену. Если бы он поступил как-то иначе, то считал бы себя нечестным человеком.
Взяв свою шляпу, Сатурнин снова обратился к мадам:
— Вам больше нечего сказать мне? В конце прошлого месяца вам ничего не бросилось в глаза в поведении Видмера? Или его словах? Вы ничего не видели и не слышали?
— Несколько раз мне казалось, что кто-то следил за студией и за выходом на двор.
— Да?
— Да. Может быть, мне показалось, но два или три раза я видела молодого человека на улице Пасси, и у меня создалось впечатление, что он следит за мной или за двором.
— Что за человек?
— Очень юный. Почти ребенок. Вот почему я не придала этому никакого значения.
— Не можете ли вы описать мне его, мадам?
— Нет, месье. Видите ли, он всегда был на мотоцикле со шлемом на голове и… не знаю, как это называется… большие очки.
Она испуганно продолжала:
— Теперь мне это кажется зловещим. А вы что думаете об этом?
— Нужно надеяться и… действовать. После моего ухода вы, возможно, вспомните еще что-нибудь. В таком случае дайте мне знать. Как бы это не показалось вам малозначительно.
— Это я вам обещаю. Я страшно беспокоюсь за Эжена.
Сатурнин вышел из студии. Где-то над его головой уборщица двигала мебель, продолжая напевать какую-то мелодию.
Глава 22. Прерванный концерт
Когда комиссар вошел в холл дома на бульваре Сюше, юный Поль, сидя за пианино, трудился над фрагментом Равеля.
— Мама, — сказал он, не оборачиваясь, — это невероятно трудно.