Я смогла замедлить падение и вернула равновесие. Комната передо мной опасно покачнулась. Узлы корней были на стенах, одинокое окно открывалось там, где корни встречались. Еще больше узлов окружали дверь. Я моргнула, подавляя тошноту. Все расплылось перед глазами, но мне нужно было понять, где я была. Мне нужно было найти безопасное место, пока я не рухнула.
Большой гобелен со сценой охоты был на одной стене — хотя было непонятно, кто на кого охотился. Дракон будто сжигал одного из фейри, тот выпускал стрелу в орка, который сжимал зубами хвост дракона. Вокруг них единорог и лиловый лис пригнулись, словно ждали своей роли в резне.
Темный шторы покачивались по сторонам от открытого окна, а бледная штора, белая и почти прозрачная, трепетала от ветра передо мной.
Свет проникал в открытое окно, был белым, но не ярким, как от желтого солнца, и даже не персиковым от воздуха с дымом.
Я видела такой свет только в Фейвальде. Значит, меч сработал.
Я была тут.
Разбитая.
Без полезных волшебных предметов.
Но тут.
Я резко вдохнула, и в тот миг белая штора поднялась от порыва ветра так высоко, что я заметила то, что было за ней.
Мои глаза, казалось, выпадут из головы.
На другой стороне был водопад, стекал из бреши в потолке по изогнутым корням в маленький каменный пруд. Пузырьки наполняли пруд, пар поднимался клубами.
В пруде по пояс сидел Скуврель, его глаза были огромными, как у совы. Он сжимал в руках бьющуюся рыбу, словно он только что поймал ее голыми руками.
— Кошмарик! — охнул он, бросил рыбу в воду, и штора опустилась, и я потеряла его из виду.
Все раны ударили по мне как молот.
Я рухнула на пол.
Вода плеснула вдали, и кто-то очень мокрый тянулся к чему-то, ноги шлепали по камню. Штора подвинулась, и Скуврель упал на колени рядом со мной, яркое знамя окутывало его пояс, напоминало флаг. Вряд ли в Фейвальде было что-то практичное, типа полотенца.
Или практичного, как урод. Потому что Скуврель не был уродом, и на его красоты было почти больно смотреть. Я забыла об этом.
— Что смертные с тобой сделали, Кошмарик? — я не понимала, была в его голосе тревога или гнев.
Я застонала, его ладони нежно скользили по моим ранам.
— Что за ужасы смертные мужчины сотворили с тобой, мой Кошмарик? Мы оторвем их пальцы и повесим на цепочку на нашей двери. Мы пришьем их уши на подошву и будем ходить по ним, пока от них не останется и шепота. Мы растолчем их кости в порошок и смешаем с нашим вином.
Он поднял меня и понес, шепча эти угрозы, прижимая меня к мокрой груди. Наверное, я ужасно испачкала его кровью, сажей и грязью. Он не возражал.
Звезды плясали перед глазами. Я не знала, куда он меня нес. Мне было все равно.
Впервые за недели я ощущала себя в безопасности.
Каким бы он ни был, Скуврель обещал быть мне другом, союзником, мужем. Я была почти уверена, что он не убьет меня.
— Заключи сделку, Кошмарик, — проворковал он. — И я исцелю твои раны.
Он уложил меня на кровать с подушками. Мои веки приподнялись, я увидела белизну вокруг себя, и они закрылись. Мне было жарко. Все болело.
Я охнула, дыхание застряло с болью в груди.
— Я не могу помочь без сделки, — прошептал он с мольбой.
Тьма мешала видеть. Я боролась с ней, хватала ртом воздух, боль вспыхивала в разбитой челюсти.
— Дай все, что можешь отдать, Кошмарик, и я исцелю твои раны.
— Ты, — выдавила я.
— Да? — он будто затаил дыхание, ждал мои слова. Но что мне дать?
— Можешь забрать мою косу, — прошептала я.
— Хорошо. Я исцелю тебя взамен на власть над твоей рыжей косой во всем ее спутанном великолепии.
Он склонился надо мной, мои веки приоткрылись, увидели, как его глаза закрылись, он благоговейно поцеловал мою косу. Что-то нежное коснулось моего лба, мои глаза закрылись, и боль в голове пропала.
Я так устала.
Что-то нежное задело мою челюсть, потом пальцы. Я пыталась открыть глаза. Он целовал мои пальцы? У меня не было сил думать об этом.
Вместо этого я потеряла сознание, боль стала слабее.
Было темно, тепло и безопасно.
Я проснулась ненадолго, ощутила тяжесть на животе. Я открыла глаза, увидела спутанные темные волосы и острое ухо на мне. Он, похоже, тоже уснул.
Я погрузилась в беспамятство.
Когда я проснулась, я была на кровати из белых перьев. Белые перья были длиной с меня, а то и длиннее. Они были розовыми в свете из окна.
— Явись ко мне, Кошмарик. Просыпайся и будь со мной вечно, — сказал Скуврель, сидя на стуле у окна. Он склонился, слабо улыбаясь, мой меч лежал на его коленях.
— Это мой меч, — сказала сдавленно я. — Я не помню, чтобы отдавала его.
— Ты многое не помнишь, — он хитро улыбнулся.
Я ощутила, как мое лицо вспыхнуло. Он убрал раны поцелуями, или мне показалось?
Я села, попыталась осмотреть себя незаметно. Раны пропали. Пальцы легко сгибались. Мои глаза расширились, несмотря на мой контроль. Было чудесно уметь исцелить кого-то поцелуем! Я не представляла, какую силу это требовало. И Скуврель сделал это.
Моя коса была на месте. Я подняла ее с вопросом в глазах.
— Это мое, — гордо сказал Скуврель. — И мне нравится она там, где она есть. Не обрезай ее коротко. Это не тебе решать.