Кошмар: моментальные снимки

У палаток болтается картонка с каракулями, предупреждая о границе боевой зоны:

«ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ!»

Уже полночь. Бой за периметром стих. Далеко-далеко на санях звенят бубенцы. Заступившие в караул вглядываются в небо…

Чу! Ангелы-вестники поют —
Славу новому царю воздают.

Звезда встаёт на востоке, но дым боя скрывает её.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВОЙНА

Глава 1.

«УДАЧНОЙ ВОЙНЫ, РЕБЯТА!»

«Это не просто война в джунглях, но борьба за свободу на всех фронтах человеческой деятельности».

Линдон Б. Джонсон, Президент США, 1964 г.

Приземление в Сайгоне было мерзким. Подлетая к аэропорту, самолёт ястребом, настигающим кролика, с большой высоты нырнул в крутое пике и сел на взлётную полосу, пронзительно визжа тормозами.

К юго-востоку от аэропорта Тан Сон Нхут широко раскинулся Сайгон, город с населением в три миллиона жителей, «Восточный Париж» и «Жемчужина Востока» — Содом и Гоморра современности.

По внутренней связи пилот объяснил, что в Тан Сон Нхуте надо приземляться круто, с большой высоты, потому что если садиться с малой, как на других аэродромах, можно попасть под ракету или снайперский выстрел.

Из иллюминатора мы с Сейлором увидели вьетнамских солдат с полной боевой выкладкой, заряжающих винтовки. В небе сверкали сигнальные ракеты. Совсем рядом гремели артиллерийские залпы, и мы поняли, что аэропорт атакован.

— Ну, Сейлор, — сказал я, — вот и приехали… Прекрасный Сайгон. Всего 365 дней — и домой.

На выходе стюардесса помахала на прощанье рукой и пожелала удачи: «Удачной войны, ребята! Увидимся, когда ваша служба закончится!»

Мы сошли по трапу, волоча свои «походные» мешки. Первое, что поразило в Сайгоне, был влажный воздух. Мы задохнулись, будто от нехватки кислорода.

Ночью в Сайгоне не становится прохладней, и, несмотря на 10 часов вечера, воздух оставался по-прежнему горячим, тяжёлым и гнилым.

Два сержанта бегом увели нас со взлётной полосы, так как вьетнамцы могли запросто запустить в самолёт ракету или открыть миномётный огонь. Меня покрыло нервной испариной.

Наши мешки вьетнамцы составили в длинные ряды вдоль взлётной полосы. Пройдя таможню, мы разобрали вещи и построились. Нас разбили на группы и отвезли в автобусах в небольшую зону ожидания сразу за Тан Сон Нхутом.

По дороге в зону — так называемый лагерь «Альфа» — попадались целые вьетнамские семьи, живущие в картонных лачугах. За аэропортом городская вонь стала тяжелее. Мы не знали, что и думать о Вьетнаме. И были выбиты из колеи сменой часовых поясов.

В лагере «Альфа» проходило пополнение подразделений по прибытии в страну. Вместо казарм стояли открытые всем ветрам хибары из рифлёной жести с земляными полами. Всё было обложено мешками с песком. Внутри выстроились брезентовые армейские койки с москитными сетками.

Переодевшись в полевую форму, мы подкрепились в столовой. Получили простыни и одеяла. Свет включать не разрешалось. В случае миномётного обстрела было приказано падать на землю.

На следующий день нас обещали перевести в 90-й батальон приёма пополнений в Лонг Бине, в двадцати милях к северо-востоку от Сайгона.

В ту первую ночь всё казалось зловещим: тяжёлый воздух, ужасная вонь, грохот 105-мм гаубиц, уныло бухающих где-то за городом, осветительные снаряды на далёком горизонте и красные кучевые облака, повисшие над раскалённым силуэтом Сайгона словно бинты, пропитанные кровью.

Перед сном мы вчетвером перешёптывались ещё целый час.

В 06.00 прозвучал подъём. После завтрака мы погрузились в автобусы оливкового цвета и поехали в Лонг Бинь.

В Сайгоне всё удивляло: уличные звуки, рикши, старухи, несущие вёдра с водой на коромыслах, вонь, нищета, тучи чёрных мух и певучие голоса вьетнамцев, начинающих новый трудовой день.

Я спросил у шофёра, почему на окнах автобуса вместо стёкол металлическая сетка.

— На случай, если партизаны попробуют закинуть в автобус гранату, — был ответ.

По Сайгону нас сопровождала военная полиция в джипе, на котором был установлен 12,7-мм пулемёт. Я таращился сквозь сетку, открыв рот.

Мы находились в состоянии культурного шока. Самолёт был машиной времени, и казалось, мы улетели из ХХ века.

Пока ехали, шофёр рассказывал, что по пути можно попасть под артиллерийский огонь или наткнуться на мину, и хотя дорога на Лонг Бинь очищалась от них каждое утро, одну всё-таки могли пропустить.

Из-за жары и влажности сколько бы ни проспал во Вьетнаме, всё равно не отдохнёшь. Трудно привыкать к тропическому климату.

Лонг Бинь напомнил скорее лунный ландшафт, чем военный объект: мили и мили утоптанной глины, спёкшейся под солнцем, как кирпич, и окружённой невероятным количеством колючей проволоки, скрученной в спираль, с блиндажами и сторожевыми вышками через каждые тридцать метров, с которых просматривались трущобы вдоль шоссе на Бьен Хоа.