Читаем Кошмар: моментальные снимки полностью

Кошмар: моментальные снимки

Мы жаждем больших физических нагрузок. Наши сердца крепнут вместе с нашими телами. Мы постигаем своё ремесло. Учимся обуздывать свой инстинкт убивать, ибо это поможет нам выжить.

Мы супер-жеребцы. Каждый лишил невинности тысячи тёлок, а если кто сомневается, мы ему отрежем яйца кухонным ножом и сожрём сырыми на завтрак. Мы становимся воинами и молим только о том, чтобы влиться в армию, так горячо любимую сержантами-инструкторами.

К слабым у нас только презрение. Мы достаточно бессердечны, чтобы без зазрения совести пнуть калеку и сбить с ног беременную женщину.

Нам говорят, что это честь — умереть ужасной смертью за свою страну в необъявленной войне за двенадцать тысяч миль от родины. И мы верим в это. Мы превращаемся в животных. Наши тела становятся поджарыми, а характер подлым…ибо сентиментальное сердце убивает, браток!

— СЛУШАЙ СЮДА, ПРИДУРКИ, — говорит сержант. — ВНИМАТЕЛЬНО ОТНОСИСЬ К ПОДГОТОВКЕ И ВЕРНЁШЬСЯ ИЗ НАМА ЖИВОЙ.

Враньё!

— НАМ НЕ ТАК УЖ ПЛОХ, ЕСЛИ ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ.

Опять враньё!

Нам говорят, что если в бою мы допустим ошибку, товарищи по оружию прикончат нас, потому что эта ошибка лишит их шанса вернуться домой живыми.

— А парень, которому осталось трубить месяц, не позволит какому-то сопляку отправить себя домой в алюминиевом ящике, — говорит сержант, который знает, что говорит, потому что служил там — в 173 воздушно-десантной бригаде.

Нам внушают, что среди нас нет писарей, поваров, механиков. Мы все до единого — каждый мудак в роте — солдаты, крепкие ноги, пехтура, и через какие-то несколько недель мы ступим на борт самолёта, отправляющегося в Нам, в провинцию Войны, в район Косогора, в город Греха, на аллею Смерти, в квартал Перестрелки, кораль Дьен Бьен Фу.

В лагере повышенной подготовки мы учимся обращаться с прибором ночного видения. Он имеет два фута в длину, по форме напоминает телескоп, окрашен в чёрный цвет и похож на штуки из фильма «Звёздный поход». Его устройство засекречено.

Он даёт возможность видеть в темноте и использует свет звёзд и луны для превращения ночи в день. Мы сможем разглядеть Чарли, если ночью в лесу ему вздумается подобраться к нам. У прибора мощная батарея, она усиливает звёздное мерцание и волшебным образом освещает наши страхи, привидений и прочие кошмарные тайны ночи.

Вечерами мы смеёмся и болтаем о доме за баночкой «Фальстафа». Некоторые говорят о Вьетнаме. Другие обсуждают гонки и автомобили. Мы медленно превращаемся в солдат: уже шутим с сержантами и заявляем, что тоже сильно ненавидим штатских и новичков.

В конце дня мы складываем снаряжение в казарме, наводим порядок и идём в увольнение — такой свободы не было в лагере начальной подготовки. Можно пойти в кино, в солдатский клуб, в библиотеку или в заведении под названием «Каджун Клаб», где никто ничего не делает, а тупо сидит и жуёт закуску или пишет письмо домой. Из увольнения мы возвращаемся громкие и пьяные и орём друг другу команды, как сержанты-инструктора.

*****

Вот увлекательная история.

Один солдат из соседней роты во время полевых занятий на стрельбище сломал ногу. Капрал получает приказ посадить его в грузовик и отвезти в лазарет.

Но штабного хлыща мало волнует раненый и для начала он останавливается у солдатского клуба попить пивка и оставляет парня, который корчится и стонет от боли, в машине на долгие три часа.

Мимо проходит капитан, заглядывает в кабину и спрашивает солдата, чего это он так расшумелся.

— Я сломал ногу, сэр, а этот штабной нигер заливает там с дружками, вместо того чтобы отвезти меня в госпиталь!

— Худо дело, рядовой, sin loi, прости, — говорит капитан, — позови кого-нибудь, обсуди это с капелланом, но я ничего не могу для тебя сделать.

— Сэр, сэр… — зовёт солдатик.

— Держись, рядовой. Терпи и заткнись!

Капитан хлопает дверцей и удаляется прочь. Настоящий ублюдок. Из таких вот получаются самые стойкие и полностью лишённые сострадания офицеры.

Новобранец счастлив. Три часа мучиться в душном грузовике с торчащей из ноги костью — хорошая подготовка для Нама.

*****

Мы пьём. Иногда слишком много. Каждый вечер. Мы говорим, что если нельзя жить счастливо, то, по крайней мере, можно жить трагично. Трагедия в том, что налакавшийся солдат не может вспомнить две трети своей жизни. А счастье в том, что две трети его жизни не стоит и вспоминать.

— Отсоси-ка у бравого джи-ая— дразнит техасец дружка из того же штата «одинокой звезды». — Ну давай, Флинн, — достаёт он член, — время приёма пищи, курни моего большого дружка, пожа-а-алста.

И ржёт.

— Заткнись и вали спать, Новак, — ворчит Флинн. — Бог мой, как ты мне надоел!

Так по-дружески болтает казарма до отбоя.

— Блин, кто-то спёр мои носки!

— Велика важность, не надо было их снимать, дырка от жопы.