Кошмар: моментальные снимки

Помимо баров, игорных притонов, борделей и опиумных подвалов, в Шолоне витал дух процветания, какого было не найти в остальном Сайгоне. Китайцы — способные торговцы, их даже называют «евреями Востока», и благодаря своему трудолюбию они пользуются уважением во всём мире.

Не все девушки баров были проститутками в коммерческом смысле. Многие промышляли сайгонским чаем и позволяли щупать себя во мраке бара, но пресекали откровенные предложения. В Америке к шлюшке никто не испытывает особых сантиментов, а в Сайгоне это было удивительно легко…

Исключая секс, наши контакты с вьетнамцами были весьма поверхностны, и мы немного узнали об их культуре и образе мыслей. Ну, и язык являлся тем барьером, который мы не смогли преодолеть.

Вьетнамцы смотрели на американских солдат как на больших, безобразных и богатых ублюдков, превращающих их женщин в потаскух. Вьетнамцы, все без разбора, не любили американцев за упорство и мужество. Американцы внушали страх, потому что были свирепы на поле боя, а смыв грязь и кровь, весело шутили и превращались в нежных любовников.

Вьетнамцы-мужчины воспринимали солдата как Сатану, когда стреляла его винтовка, и как Санта-Клауса, когда он раздавал подарки детям, и как Жеребца экстра-класса, когда он приходил в бордели со своей «сделанной в США» эрекцией и кучей долларов.

В свою очередь, вьетнамские женщины считали американского солдата первоклассным самцом, потому что вместе со своим вожделением он предлагал романтичный флирт и щедро платил за оказанные услуги.

С другой стороны, и солдатам не нравились вьетнамские мужчины. Солдаты считали, что они похожи на педиков, в то же время вьетнамские женщины напоминали им секс-машины, работающие на высокооктановом топливе.

Всего за несколько месяцев до моего приезда городской совет Сайгона единогласно принял представленное на рассмотрение вьетнамской женщиной-прокурором постановление о легализации проституции.

40 Процентов проституток в Сайгоне были инфицированы венерическими болезнями, и по новому постановлению предполагались принудительная постановка на учёт и проведение медицинских осмотров.

Было предложено заключить девушек в рамки определённых увеселительных центров и предоставить привилегированным вьетнамским солдатам бесплатный допуск в эти бордели, а остальным вьетнамским солдатам — рыться в карманах в поисках 60 центов, чтобы заплатить за кусок родной манды.

Так текла жизнь в Городе Греха.

В конце 1966 года во Вьетнаме служило около 400 тысяч американских солдат. В тот год в боях погибло более 5 тысяч янки, — в 5 раз больше, чем в предыдущем.

Шла эскалация войны. Экономику разъедала инфляция. Но в Сайгоне, как всегда, это был бизнес, и мало было надежды вернуться к лучшим временам…

Рано утром солнышко всегда тёплое.

ГЛАВА 10.

«ПРОЩАЙ, АМЕРИКА. ЗДРАВСТВУЙ, ВЬЕТНАМ».

«Мужчина растёт с мыслью, что порядочные женщины не прыгают из постели в постель; мать всегда говорила, что «хорошие девушки» так не делают. Когда мужчина взрослеет, то, конечно, обнаруживает, что всё это может оказаться неправдой, но только в определённых кругах общества».

Барбара Картленд, английская писательница, «Откровенно говоря».

В то лето, когда я стал солдатом, прежний мир отдалился от меня. Когда я приехал домой и впереди замаячил Вьетнам, этот мир показался мне чужим ещё больше. В Баррингтоне было морозно и солнечно. Стояла прекрасная осень. Под тёмно-синим небом стебли кукурузы на окружающих полях порыжели, и её мёртвые листья сухо шуршали на ветру. Ярко-оранжевые тыквы были свалены у придорожных палаток — приближался Хеллоуин. Разноцветные листья тополей и вязов тлели в кучах вдоль обочин. В небе перекликались канадские гуси, летя правильными клиньями на юг. В кафе МакЛистера на Мейн-стрит продавали яблоки в сахаре, и в воздухе витал дух школьного футбольного чемпионата.

Мой родной город не изменился. Изменился я…

Я был в прекрасной физической форме. Мог, не вспотев, отжаться 100 раз и пробежать 5 миль, не задыхаясь. Я чувствовал себя таким неуязвимым и здоровым, как будто жить мне предстояло вечно.

Надев форму, я кривлялся у зеркала в ванной и, прильнув к стеклу, пробовал выглядеть агрессивно и убеждал самого себя, что готов воевать: корчил «военные» гримасы, пучил глаза и скалил зубы.

Представлял из себя абсолютную угрозу.

Да, я был готов убивать. Полоснуть штыком по горлу старому Чарли Конгу и смотреть, как его жизнь потечёт на землю пульсирующими красными струйками.

Я — винтовка, стреляющая серебряными пулями в душу коммунизма. Дамоклов меч, готовый отсечь голову Хо Ши Мину и выпустить потроха славным бойцам за свободу из Фронта национального освобождения.