«Я гордился парнями, которые противостояли войне во Вьетнаме, ведь это всё мои дети».
В начале ноября, в воскресенье, после нескольких часов пьянки, мы с Тидом решили наведаться в какой-нибудь бордель в Кат Лай. В нашем районе действия противника были очень активны, поэтому за пределами периметра мы увеличили число патрулей и удвоили количество часовых.
С наступлением темноты всем вьетнамцам надлежало быть дома. Действовал комендантский час, и любой, кто появлялся за околицей деревни после заката, считался вьетконговцем.
Однако нас это мало беспокоило. Мы были уверены, что никто не спутает нас с врагами.
Мы могли ускользнуть только через один из блиндажей, потому что Тид знал там обоих часовых. Блиндаж находился как раз напротив Кат Лай, поэтому нам оставалось только перемахнуть через колючую проволоку и пройти немного по дороге.
— Боже, Том, — воскликнул Майк Рафферти, один из часовых, — тут ночью кишмя кишат вьетконговцы. Это плохая затея.
— Ерунда, Рафферти, — заверил Тид, — У нас с Брекком есть винтовки. Ничего не случится.
За периметром в небо взлетали осветительные ракеты и с шипением плавно опускались на землю. Колючая проволока была увешана консервными банками с камешками.
Тид передал Рафферти бутылку виски, купленную за две недели до того в «Бринксе», в Сайгоне.
— Может быть, это успокоит твои нервы, Рафферти. Сколько тебе ещё в Наме?
— Девятнадцать дней!
— Совсем чуть-чуть, Рафферти. Выпей немного, расслабься, вспомни родину, — подначивал Тид.
— Ладно, Том, это твоя жопа. Если попадётесь, то я ничего не знаю…
— Здесь есть старая доска. По ней переберёмся с блиндажа через проволоку. Мы прошвырнёмся, а вы смотрите, не подстрелите нас. Мы дадим сигнал, когда вернёмся. Мы быстро, на часок.
Осторожно, с винтовками наперевес, мы с Тидом перебрались через проволоку и пошли в Кат Лай. Отыскали бордель, перепихнулись и выпили пивка перед обратной дорогой.
— Пошли, Тид, уже почти полночь, скоро будут менять посты. Будем надеяться, что твой дружок Рафферти ещё не пьян.
— Не переживай, Брекк, Рафф тоже из Сиэтла, как и я. Он хороший мужик, всё будет нормально.
Приближаясь к периметру, мы поползли в высокой траве.
— Эй! Рафферти…это Тид…мы идём.
Рафферти не отвечал.
Тид зашептал громче.
— Стой, кто идёт?
— Рафферти, идиот ирландский, это я, чёрт тебя дери…мы возвращаемся, — снова подал голос Тид.
— Dung lai, dung lai![11]
— Это Тид и Брекк, придурок!
— Назовите себя!
— Это Тид, мудило!
— Подойдите ближе.
Тут мы услышали, как Рафферти крикнул напарнику, что их атакует Вьет Конг. Из бойниц блиндажа оба часовых открыли огонь в нашем направлении.
Вокруг нас по земле защёлкали пули.
— Господи помилуй, Тид! Эти говнюки хотят прикончить нас!
— Мы свои, в бога душу мать! — заорал я. — Американцы! Тид и Брекк! Нас прислал сюда Линдон Джонсон!
Огонь прекратился.
Мы забросили винтовки в блиндаж, забрались на доску, перемахнули через колючую проволоку на крышу блиндажа, затащили за собой доску, сбросили её на землю, спрыгнули вниз и, посмеиваясь, помчались к своей палатке.
— Прости, Том, не узнал тебя!..
— Иди в блиндаж, Рафферти, ничего не было! — сказал я на бегу, закидывая винтовку на спину.
Огрести бы нам неприятностей, если б мы вздумали проучить Рафферти за стрельбу. Когда же мы увидели, что к блиндажу спешит лейтенант, мы перешли на шаг.
— Что за стрельба? — спросил он.
— Не знаю, — ответил я, — наверное, засекли какое-то движение.
Лейтенант нашёл Рафферти с товарищем вдрызг пьяными. Они добили бутылку виски и, соответственно, были наказаны по 15-ой статье за распитие спиртных напитков на посту.
Рафферти доложил офицеру, что не знает, во что стрелял. Что ему показалось какое-то движение за проволокой, поэтому он открыл огонь.
— Мне показалось, что так будет правильно, сэр, — брякнул он.
Мы с Тидом решили не ходить больше в Кат Лай.
В конце концов, после захода солнца нас чуть было не прикончили…
Глава 39
«Ничто не кончено, пока ты не вернулся домой»
«Мы стали бояться чего-то гораздо более сложного, чем смерть, уничтожения не столько окончательного, сколько более полного, и мы выкарабкались. Потому что…мы знали, что если задержаться, то можно превратиться в одного их тех несчастных придурков, для которых война стала смыслом жизни, и где это было?»