Неделя катилась за неделей, Майя становилась со мной всё более раздражительной, и я терялся в догадках, в чём причина. В своих письмах она упоминала, что её отношения с мужчинами быстротечны, что у неё с ними всегда проблемы и что её больше привлекают те мужчины, которые используют её, оскорбляют её, а потом бросают, чем те, кто честен, добр, открыт и полон любви. У неё были глубокие проблемы с доверием и близостью, с эмоциональной интимностью, и чем ближе я подходил к ней с этой стороны, тем неуютней чувствовала она себя и тем чаще начинала ссору, чтобы удержать меня на расстоянии.
У этой женщины были сексуальные нарушения, эта женщина не могла довериться до конца, и её страх перед интимностью проистекал из страха предательства и боли.
В Белла-Куле однажды я угостил её травкой — сам вырастил. Она накурилась до одури, и мы занялись любовью.
Она до того никогда не испытывала оргазма, но в ту ночь у неё было сразу два. Да такие мощные. В первый раз это случился абсолютно неожиданно: она кричала, стонала и колотилась так сильно, что я подумал, не сердечный ли приступ с ней приключился. Во второй раз она голосила так громко, что я решил, что ей больно. Но нет. Ей было приятно, и клянусь, её стоны слышали все, кто живёт к западу от нас на двухмильном участке дороги до переправы Каноэ.
Можете себе представить? Так-то вот…
Она рассказывала мне, что в начале у неё бывало всё нормально, потом она отдалялась от настоящей любви, от близости и привязанности, и страхи её становились непереносимы. У неё были крупные проблемы с доверием к людям, и они не решались многие годы.
Будучи девочкой лет семи-десяти, она подверглась сексуальным домогательствам. Она рассказала матери, что отец её подружки прикасался к ней, обнажался перед ней и приставал.
— Но что сделала моя мать — хуже не придумаешь. Она не сделала ничего. Поэтому это дело между нами так и зависло, и я боюсь обсуждать его с ней.
Выслушав Майю, мать никак не отреагировала, наверное, потому, что её саму в молодости домогались, и уже её мать поступила точно так же.
Однако в результате Майя замкнулась — эмоционально и сексуально. С матерью начались ссоры, и после того случая они обе уже не могли ладить. По этой причине в 15 лет она ушла из дому и попала в руки пожилого негодяя, который пустил домогательства по новому кругу.
Ей нужна была женщина-психиатр, которой можно было бы довериться и которая помогла бы справиться с болезненным состоянием, с загнанным внутрь стыдом, корни которого таились в этих сексуальных преступлениях. Но как только я об этом заикнулся, отношения между нами стали ещё хуже.
Я отступил.
Я кончил работу над «БЕЗУМИЕМ», но момент был неподходящий — мне словно воздуха не хватало. Развязка наступила однажды утром в середине ноября, через шесть недель после моего вселения в её квартиру. Было раннее утро, я печатал на машинке, когда зазвонил телефон. Майя крикнула, чтобы я прекратил печатать, — я прекратил. Я пошёл на кухню приготовить кофе и забыл отключить печку. Заметив это, Майя стала на меня орать. Больше я вынести не смог и заорал в ответ.
— Хватит на меня орать. Я устал от твоего визга — ты орёшь с самого подъёма, а я всего-то печь забыл выключить.
— Если б ты не был таким тупым, ты бы сделал так, как я прошу…
— МАЙЯ, ЗАТКНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!
Она швырнула мне в грудь телефонный справочник.
— Звони в аэропорт — заказывай билет. Выметайся из моего дома и из моей жизни!
Я швырнул справочник назад и попал ей по затылку.
— Замечательная мысль, — сказал я.
Она рассвирепела. Схватила мою рукопись и разметала страницы по комнате.
— Чёрт тебя подери! — сказал я. Взял печатную машинку и шмякнул ею об пол. Она разлетелась на сотни осколков — в тот же миг я понял, что наш брак тоже разлетелся на мелкие куски.
— Я убью тебя! — надрывалась она. — Пришибу! Уничтожу!
Схватила пальто и хлопнула дверью.
Не я был причиной той вспышки ярости. Что-то другое. Кто-то другой. То был всплеск глубинной ярости к человеку, надругавшемуся над ней. Она долго носила эту боль в себе, как я носил боль от Вьетнамской войны. И страдания её напоминали посттравматический синдром. Это раздражение проскальзывало в письмах, в телефонных разговорах и особенно часто стало проявляться после нашей свадьбы. Оно едва давало о себе знать в Белла-Куле и ярко разгорелось в Стокгольме.
Тогда я не понимал до конца, что происходит, потому что не понимал её проблем. Вроде всё было хорошо — и вдруг стало разваливаться на куски. Я искал причины в себе и в ней. Я предлагал нам обоим пойти к врачу и во всём разобраться, но она отказалась. Помощь нужна была ей, помощь нужна была нашему браку, но она не соглашалась нивкакую и всё больше проникалась ненавистью ко мне. Я знал, откуда взялась её боль, и именно потому стал для неё угрозой.
Позднее я прочёл много книг о сексуальном насилии и о том, сколько сил приходится прилагать обиженным женщинам к выздоровлению. Для них это долгий путь…