Кошмар: моментальные снимки

Солдаты снимают вещи с убитых вьетконговцев не только на сувениры, но и чтобы взять часть их силы. В стальных касках они носят всякую дребедень: локоны волос, розовые трусики подружек, фотографии семьи, старые монеты, пули на счастье — всё, что, по их мнению, помогает остаться в живых.

Католическая месса начинается в 7 часов.

Солдаты с винтовками молча подходят один за другим, капеллан творит крестное знамение во влажном воздухе джунглей, и начинается литания и служба святого причастия.

— Kyrie eleison, — произносит священник.

— Помилуй нас, Господи, — вторят солдаты.

Дюжина человек опускается на колени для молитвы. Они покрыты грязью боя и в своих плащ-палатках кажутся зловещими приведениями.

— Отче наш, прости нам прегрешения наши …

— Упаси нас от зла. Аминь, — наконец шепчут они, крепче сжимая винтовки.

Дождь припускает сильнее, смешивается с вином, и посвящённое воинство Святого причастия как будто растворяется.

— Всемогущий Боже, которому открыты сердца, ведомы все помыслы и для которого нет тайн, очисти сердца наши дыханием Святого Духа…

Капли дождя падают на лица и смывают набежавшие слёзы.

С широко открытыми глазами солдаты благодарят Господа, останавливаясь перед статуей Христа, установленной на ящике из-под 81-мм миномётных мин. Молитвенных скамеечек нет — отбивают поклоны прямо в грязь. Рядовой с винтовкой прислуживает у алтаря. Остальные несут караульную службу в блиндажах, устроенных по периметру, у проволочной спирали.

— Dominus vobiscum, — говорит капеллан.

Да пребудет с вами Господь.

— Et cum spiritu tuo.

И с духом вашим.

Священник, высокий человек с капитанскими шевронами и эмблемой воздушно-десантных войск, родом из маленького городка в Канзасе. Ему всего 35 лет. Он говорил просто, ибо не было времени на красноречие. Ни слова не сказал в утешение, но посоветовал просто верить — на всякий случай…

Дождь переходит в муссонный ливень.

Священник кланяется распятию и говорит последние слова; вода течёт по его лицу.

Потом он оборачивается и даёт последнее благословение.

— Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Солдаты становятся на колени, крестятся и расходятся. Священник складывает влажные белые одежды, кладёт вещи в сумку и исчезает в ночи так же быстро, как и появился.

Я зрил Его в сигнальных огнях,
Внимал Ему в рокоте барабанов,
Но воздвигнут был алтарь Ему
Из вечерней росы и туманов…
Слава, слава, аллилуйя,
Правда Его грядёт.

Вернувшись в палатки, солдаты пьют пиво, курят «камбоджийскую травку» и перебрасываются шутками.

Включают транзистор. Армейский капеллан читает рождественскую проповедь войскам во Вьетнаме.

— «Чарли» по большей части атеист, не христианин. И хотя он тоже дитя Господа, он, как Люцифер, лишился Его благодати.

— Конечно, некоторые американцы тоже атеисты, — продолжает капеллан, — но мир — вот христианская цель, и, может быть, когда-нибудь, очень скоро, Он остановит эту войну.

— Чёрт бы побрал этого Иисуса, проповедник! — говорит солдат по кличке Ковбой, — Выключи это драное радио. Мне наплевать на душевное состояние вьетконговцев, у меня и со своим возни хватает!

Кто-то просто лежит на койке под москитной сеткой и мечтает о том, что будет делать, когда его война кончится официально, и на «Большой пёстрой птице свободы» он вернётся на Большую Землю, на землю больших гарнизонных магазинов и женщин с круглыми глазами.

У одних такие мечты не появятся вовсе: они не повзрослеют уже никогда.

Другие же вернутся и продолжат войну внутри себя, и остаток дней будут пытаться понять, что же здесь произошло, и будут искать часть своего «я», которая не вернулась с войны. И никогда не найдут…

Перемирие вступило в силу в 6 часов, но засадный патруль за периметром уже вступил в бой с неизвестным числом партизан-вьетконговцев. Винтовки М-16 отплясывают рок-н-ролл, выплёвывая по ночным теням по 750 выстрелов в минуту.

Вспышки света на горизонте расцвечивают тучи и окружающие джунгли как рождественскую ёлку — это лётчики пикируют на бомбардировщиках «Фантом» Ф-4, сбрасывая «конфетки» и «чулочки с подарками» на противника: 750-фунтовые бомбы и напалм.

С праздником, Чарли! Хо-хо-хо…

Небо окрашивается осветительными ракетами во все оттенки цвета крови.

Почта приносит письма и посылки из дома: бутылку пойла, зажигалку «Зиппо», сыр, туалетную бумагу, горсть жевательной резинки.

Отбой. Бойцы ещё глубже замыкаются в себе. Они надеются, что дело их справедливо. Молят, чтобы их усилия и жизнь не пропали даром и, если суждено умереть, чтобы смерть была не напрасна.

Они страдают особенно сейчас. Страдают, потому что это ночь перед Рождеством и они далеко от родных в непонятной стране, где смерть приходит стремительно, приходит без предупреждения, исподтишка, не давая никакого шанса защитить себя.