Кошмар: моментальные снимки

Девушки понимают, что длительные отношения с солдатами невозможны, но они жаждут романтической интермедии и предпочитают оставаться рядом с мужчиной, пока его не убьют или пока не кончится его служба.

Нгуен задремала, а я смотрел в потолок, прислушивался к возне крыс под кроватью да смотрел, как они серыми тенями с писком гоняли по комнате.

Вдруг я спохватился: а что если где-нибудь поблизости террористы-вьетконговцы? Я разбудил Нгуен.

— Нет Вьет Конг, нет Вьет Конг! Теперь мы спать…

Утром я пошёл к Циммеру с Саттлером. Они уже поднялись и сидели, довольные, с масляными глазками, возле своих девчонок и пили пиво на завтрак. Через час мы распрощались и пошли в центр. Было около восьми утра — комендантский час кончился.

Прогулявшись, мы позавтракали на террасе отеля «Континенталь Палас» и в полдень добрались до забегаловки с названием «Сумасшедший Клуб» на улице Тю До.

В тот день мы все числились в увольнении и никто не потерял нас на утренней перекличке.

Кончилось тем, что я профукал 100 долларов и подарил университетское кольцо девушке из бара по имени Нси. Саттлер напился до чёртиков. А женатик Циммер через неделю заболел триппером.

Глава 12 «Улицы Сан-Франциско»

«Секс — последнее убежище обездоленных».

— Квентин Крисп, английский писатель, «Голый чиновник».

Холодный ноябрьский день. Хмурое серое небо. Обычная чикагская погода. Отец одет в тяжёлое твидовое пальто, мама кутается в «шинель» с каракулем. Я последний раз машу им из самолёта. Они машут в ответ, такие старые и грустные.

Самолёт «Истерн Эйрлайнз» выходит на взлётную полосу. Я пристёгиваюсь ремнём безопасности. Мы разворачиваемся и останавливаемся. Пилот форсирует двигатели, тормоза включены. Самолёт начинает вибрировать. Колышутся крылья. Железной птице добавляют оборотов, и двигатели ревут ещё громче.

Потом я чувствую, как руки отрываются от подлокотников. Меня вдавливает в кресло. Я смотрю в иллюминатор, но вижу только мелькание бетона.

Взлетаем. Шасси отрывается от земли. Мы входим в чёрные облака, круто набирая высоту. Кварталы домов уменьшаются. Машины на Северо-западном шоссе похожи на муравьёв и едва движутся.

Мы проделываем дыру в небе, забираясь всё выше и выше. Наконец — солнце. Выравниваемся. С лёгким звоном прекращается мерцание таблички «Не курить!».

Высота 10 тысяч метров — облака плывут далеко внизу. Больше ничего не видно. Я тычу сигарету в зажигалку «Зиппо». Расстёгиваю ремень безопасности и делаю глубокую затяжку.

Достаю бумажник и рассматриваю банкноту в 50 долларов, которую украдкой мне сунул перед посадкой отец. Хватит, чтобы отдохнуть в Сан-Франциско. В потайном отделении отыскиваю амулет — серебряный крестик: его мне подарил приятель отца два дня назад. Сказал, что его освятил католический епископ и что он приносит удачу. Знает ведь, как я отношусь к католикам. Но это война, и годится всё, что может помочь. Ибо я хочу вернуться домой. Я обещал хранить крестик и не расставаться с ним. Я ощупываю кожу и пальцами различаю очертания распятья, как слепой читает азбуку Брайля. Я чувствую себя в безопасности и кладу бумажник в задний карман.

Все четыре часа пути на запад мы сидим с Саттлером бок о бок. Пролетая над Колорадо, мы пьём мартини. С этой высоты Скалистые горы кажутся очень маленькими, они уже покрылись толстым одеялом снега.

Светит солнце. Когда мы летим над Денвером, пилот приветствует нас по внутренней связи, желает нам приятного полёта и сообщает, что за бортом 50 градусов ниже нуля.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем мы начинаем делать круги над Тихим океаном, ожидая разрешения на посадку в международном аэропорту Сан-Франциско.

Вчетвером — Сейлор, Сиверс, Саттлер и я — едем на такси в центр, останавливаемся у винного магазина купить бурбон и просим шофёра высадить нас у отеля «Мэнкс».

Снимаем четырёхместный номер, открываем бутылку, берём лёд из автомата в холле и начинаем вечеринку.

Около семи часов мы уже приятно навеселе и решаем пройтись на Рыбачий причал. На троллейбусе спускаемся с Пауэлл-стрит, покупаем коктейли, в платный телескоп смотрим на тюрьму «Алькатрас» и радуемся, что не торчим в ней, хотя в тюрьме наверняка безопасней, чем там, куда мы направляемся, затем вваливаемся поужинать в закусочную «Ди Маджио».

Заказываем крабов, но не знаем, как их есть, и куски панциря разлетаются по всему ресторану, как в игре «в блошки», раздражая посетителей за соседними столиками.

Потом мы двигаем в данс-бар в Чайнатауне пить пиво: чем больше пьём, тем больше дуреем.

Мы начинаем по частям стягивать форму: сначала парадные кители, потом — галстуки. Расстёгиваем рубашки и закатываем рукава. Через полчаса наши рубахи болтаются навыпуск, а мы толкаемся среди пар, кружащих на танцплощадке.

— Эй, придурок, — Саттлер тычет локтем Сейлора, — вон там торчит лейтенант, а мы не по форме!

— Ну и хрен с ним! — отрыгивает Сейлор и смущает свою партнёршу — маленькую пухленькую девчонку.