Как слепец, смотритель прищурился, вытянув вперёд шею. Он видел своё испуганное отражение. Что он хотел увидеть ещё? Всё походило на галлюцинацию. Конечно, галлюцинация. Виктор Ильич поднёс свечу ближе к зеркалу.
И.
Пламя свечи отразилось галереей свеч. Страх уже стучался в мозг, но недоумение пока было сильнее страха. Виктор Ильич когда-то давно бывал в обсерватории, где им, посетителям, демонстрировали элементарные фокусы физики, среди которых и был фокус со свечкой. Каждому давали в руку зажжённую свечку и пропускали между двух направленных друг на друга зеркал, и, глядя в зеркало, можно было зреть волшебную (как её назвала тамошняя экскурсовод) галерею свечей, появляющуюся из ниоткуда и исчезающую в никуда. Тогда, всматриваясь в глубину той галереи, Виктора Ильича одолела жуть, и он поспешил уйти от зеркал… Теперь же… Виктор Ильич оглянулся, ожидая (но зная, что там его нет) увидеть второе зеркало. Знание не обмануло: второго зеркала не было. А стук каблуков по кафелю был. И приближался. Вытаращенные глаза смотрителя едва удерживались в орбитах. В глубине
свечной галереи появился невнятный силуэт. Яркие точки самых дальних свечей поочередно тухли и зажигались вновь, будто так импровизированно они рассчитывались на раз-два, как рота солдат перед старлеем. Вот только означало-то это другое — кому бы ни принадлежали силуэт и стук каблуков, он… оно приближалось. Очень быстро, словно торопилось успеть.
Успеть что?
Успеть пройти по галерее и вторгнуться в этот мир.
Виктор Ильич попытался поднять руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но рука осталась висеть плетью, словно парализованная, словно не получила ясной команды мозга. Да и был ли мозг ясным? Отнюдь, голова пребывала в ватном дурмане, недоумение задохнулось в вате, балом стал править страх, который сковал все члены.
Силуэт одолел более половины пути. И смотритель различил в ней вполне человеческую фигуру. Человек… или что-то в облике человеческом шло… шёл…
Виктор Ильич заворожённо продолжал пялиться в зеркало (которое, в принципе, перестало быть оным), краем сознания понимая, что вот-вот впустит в свой
мир исчадие ада.
А человеческая фигура приблизилась, и смотритель каким-то наитием признал (но не был до конца в том уверен) в ней облик Юры Клинова. Под полями широкополой шляпы не было видно лица, существо смотрело — будто высматривало что-то одному ему видимое в бездне черной пустоты с отзвуком кафеля, по которой ступало — под ноги. Но когда исчадие подняло голову, Виктор Ильич, увидев, словно сквозь толщу воды, нечеткую аморфную личину, наконец спохватился и затушил свечу, пальцем утопив фитиль в кипящем парафине.
Комната окунулась во мрак. Виктор Ильич перевёл дыхание, попятился, но споткнулся на ровном месте. Чертыхнувшись, он упал. Свечка, утратившая форму ёлочки, закатилась под кровать.
Сверкнула молния.
И Виктор Ильич увидел прильнувшую к обратной стороне зеркала фигуру никуда не девшегося исчадия, он даже успел увидеть ладони существа с силой впечатавшиеся в
тонкое зеркальное полотно. Призрак без лица в упор глядел на испуганного мужчину.
Грянул гром.
Нервы Виктора Ильича сорвались, он с воплем выбежал из спальни, захлопнул дверь и спиной навалился на неё.
Музей утопал в темноте.
Замогильный хохот раздался за дверью.
… и опрометью бросился наутек.
Он закрылся в своей крохотной квартирке на цокольном этаже с мощным фонарём на аккумуляторных батареях (с которым спускался по мере необходимости в подвальный коллектор) в руках. Виктор Ильич сидел на краю тахты, поджав ноги под себя, как дитё, испугавшееся ночного кошмара и боявшееся снова заснуть, пока мама не осмотрит комнату при свете и не успокоит, поцеловав в макушку. Конечно, смотритель не выжил из ума и не лишился рассудка, чтобы ждать маму, нет. Луч лампы был направлен в сторону — но не прямо — трельяжа, створки которого Виктор Ильич первым делом закрыл и стянул жгутом из простыни, когда ошалевший влетел в квартирку.
Так он просидел до 05.27 утра, когда в городе подали электроэнергию. Виктор Ильич предположить не мог, что яркий дневной свет люминесцентной лампы когда-нибудь подарит долгожданный сон и отдых. Смотритель уснул. И спал, как не спал давно.
Во сне же он продолжил историю Егорки, но не с помощью «Waterman», а с помощью «Ятрань», старой пишущей машинки.
Не писал — печатал.
Глава 46