Кошмарный принц

Никакой мистики. Выключил торшер, прошёл вдоль этажерки и остановился, понимая, что боится посмотреть на стол Юрия Клинова, человека, которого при жизни очень хорошо знал. А так уж хорошо? Он заставил себя повернуться, к столу… и почувствовал, что хочет сесть за него. Сесть украдкой от своих правил.

Стол влёк к себе.

— Собственно, что такого, если я сяду?

Глава 4

Всё началось с того, что отец швырнул в него книгой, которую читал по трезвости (сегодня день был не из тех), запустил за то, что он случайно погнул спицу-ручку настольного хоккея. Книга корешком угодила в затылок. Гулкий звук, как от удара палкой по дереву с дуплом. Книжный корешок порвался, переплёт не выдержал, и несколько блоков вылетело. Книга падает под ноги мальчику, и он случайно наступает на неё. Отец взъярившись, хватает под мышку игру и, отталкивая не отошедшего от удара сына, шаткой походкой выходит из дома. Егор понимает, что в хоккей ему уже не поиграть. Боль в голове не утихает, а почему-то наоборот — растёт. Егор, зная пьяное бешенство отца, поднимает книгу. Где-то в глубине души зарождается и начинает ворочаться странное чувство. Егору нестерпимо хочется разорвать книгу в клочья. Он впервые испытывает ненависть… и пугается её: она может натворить дел и наломать дров. Егор с трудом удерживается от книжного четвертования. Отец мог вернуться в любую секунду, и книгу лучше с его глаз долой, да и самому неплохо бы закрыться в комнате.

Что он и делает.

Затаив дыхание, Егор ждёт отцовского возвращения. Он стискивает книгу до боли в пальцах, чувствуя, как эта боль с примесью ненависти вытесняет боль головную. Наконец отец вернулся. Егор зажмуривается от предчувствия стуков кулаков в дверь, но отец, матерясь, проходит в зал, и через пару минут мат сменяется храпом, отец уснул. А Егор облегченно вздохнул и впервые внимательно посмотрел на книгу, которую уже несколько месяцев мусолил папа. Книга называлась «Москва подземная». Егор раскрыл её.

Глава 5

Виктор Ильич очнулся.

Пальцы, стискивающие «Waterman», нестерпимо ломило от боли. Он разжал их, ручка со стуком выпала на стол. В голове пусто и звонко, и отсутствовало само упоминание о головной боли, с которой он проснулся. Возможно, действие таблеток. Он вгляделся в написанное. Каллиграфические округлости незнакомого подчерка ровными строчками ведали начало какой-то истории. Виктор Ильич прочитал и подивился фигурированию знакомого названия книги, читанной им совсем недавно: неопровержимое доказательство присутствия его разума в процессе написания, независимо от того, в своём он был уме или без сознания. По какому-то наитию смотритель взял ручку и написал поверх текста: «СОНИ ЕДУТ ДО КОНЕЧНОЙ». Тут же по телу разлилось странное удовлетворение, будто он сделал нечто очень правильное. Даже ломота в пальцах будто бы отступила. Лицо Виктора Ильича растянулось в улыбке. Страх пропал…

ЗВЕРЬ!!!

…и яркая вспышка образа разъяренного волка выпрыгивает из исписанного листа. Мужчина в ужасе отпрянул, на миг уловив зловонное дыхание волчьей пасти. Видение исчезает за наносекунду до того, как голосовые связки Виктора Ильича исторгают истошный рёв. Он, суча ногами, пытается отъехать на стуле, но в результате сползает с него и ударяется копчиком о ножку с предательски застопорившимся колёсиком. Огненной спицей боль прошивает позвоночник, только смотрителю не до неё. Виктор Ильич на карачках утекает из кабинета.