Кошмары Менделеева

А на поводке у него маленькая обезьянка. Жена ему тогда и заявляет:

– Если согласен – подпиши тут и вон там.

Ну, он и подписал. А остался в чем был. Все остальное жена у него отсудила.

И пошел Иван Петрович Павлов по дорогам. Сам поет, а обезьянка танцует. Так он насобирал денег на шарманку. Сам на шарманке играет, а обезьянка

поет. Голос у нее такой чистый-чистый, как ручей горный из тающих снегов.

Тут Иван Петрович задумался над смыслом бытия и встретил своего брата-близнеца. Звали его Дмитрий Иванович. Фамилия неизвестна.

Иванпетровичу было сорок лет, когда Дмитриваныч появился на свет. И вот они встретились. Да так, что даже обезьянка петь прекратила. Только и слышно было, как шарманка играет. Стоят, значит, и смотрят друг на друга, понять ничего не могут. Так и разошлись кто куда. Дмитрий Иваныч восвояси пошел, а Иван Петрович на зоологический рынок. Там он обменял все свое имущество на гладкошерстную собаку.

С тех пор Иван Петрович Павлов стал великим ученым, профессором естественных наук. Хотя, броде бы, не профессором, а доктором. И не естественных, а философских.

И вот сидит известный ученый у себя на веранде и чаи гоняет. А мысли в голову так и лезут, так и лезут. Иван Петрович все их тщательно записывает в

тетрадку, на которой крупно написано « ПОУТРУ». Откуда взялась на тетрадке эта надпись, никто не знает. Но специалисты утверждают, что ее сделал сам Павлов И.П.. А вот старожилы дачного поселка говорят совсем другое. Будто ночью пробрался в кабинет Ивана Петровича Дмитрий Иванович и надписал его тетрадку. Только его и видели.

Жёлтые ступеньки или секрет Менделеева

Менделеев сидел и красил ступеньки в подъезде жёлтым цветом.

– Дмитрий Иванович, ты чо? – спросил подошедший Куинджи с характерным округлением буквы «ё», отчего всегда казалось, что у него дефект речи.

– Да вот, Архип Иванович, приснилось мне нынешней ночью, что ступеньки все должны быть все жёлтые.

Куинджи вздохнул, взял ещё одну кисточку и стал помогать Менделееву. Во-первых, потому что уважал его как учёного. Во-вторых, знал, что если Менделееву что-то приснилось, то так тому и быть. И в третьих – секрет!

День рождения Чехова

Как-то раз у Чехова был то ли День Рождения, то ли юбилей творческой деятельности. Сидит Антон Палыч на диванчике, гостей ждёт, книжку читает. Как известно, у Чехова была очень плохая память. Поэтому, читая свою собственную книгу, он всякий раз говорил вслух «гениально» или «вот тут это здорово», а потом громко звал слугу Петра, чтобы уточнить, кто это написал.

– Вы бы хоть на обложке читали, – злился Пётр, каждый раз закрывая книжку и тыча в фамилию и инициалы самого Чехова жёлтым от папирос ногтём указательного пальца.

Польщенный своей гениальностью Чехов обычно дарил Петру мундштук со словами:

– Держи, брат…– потому что никак не мог запомнить имя слуги.

Вот и сейчас Антон Палыч перечитывал какого-то Антошу Чехонтэ и бубнил «великолепно». В дверь громко постучали пяткой и на лестничной площадке послышался лай. Чехов сам открыл дверь. На площадке стоял Павлов, явно выпимши.

– Антоша, с праздничком тебя! – сказал Павлов заплетающимся языком, держась за дверь, чтоб не шатало.

Потом он достал из-за спины собаку, вручил её Чехову и молча, в обуви пошёл в зал за стол.

Не успел Чехов закрыть дверь, как на площадке уже стоял Менделеев с бутылкой абсента в одной руке и чемоданом в другой.

– Что ж это вы, Дмитрий Иваныч, с чемоданом? – спрашивает Чехов, не сводя глаз с ярко-зелёной жидкости в литровой бутылке, – Али собрались куда?

– Да я вообще с ним не расстаюсь, мало ли что? У меня там бельишко и зубная щётка, – зачем-то соврал Менделеев и покраснел, но под бородой это было незаметно.

В чемодане у него лежала дешёвая репродукция картины Куинджи, фото самого Куинджи в полный рост без одежды, бутылка водки и две рюмки, на всякий пожарный.

Менделеев вручил абсент, и тоже молча и почему-то в обуви пошёл к столу.

– Свинство, – подумал Чехов, пряча абсент на антресолях в коридоре.

Снова раздался звонок. Антон Павлович посмотрел в глазок и увидел лунную ночь на Днепре.

– Здравствуйте, Архип Иванович,– сказал он входящему Куинджи.

– И тебе здорова! На, подарок.

С этими словами Куинджи протянул Чехову завёрнутый в бумагу прямоугольник.

«А этот, как всегда, с картиной» – подумал Чехов – «Задолбал, блин. Закуски хоть бы раз принёс».

Все знали, что Куинджи, когда пишет, делает очень много ошибок. Поэтому он часто писал картины и очень редко просто писал.

Чехов открыл подарок и сделал восхищенно-удивлённое лицо.

– Это удивительно! Это восхитительно! Я удивлён и восхищён! – произнёс великий классик давно заученные фразы, так как сам выдумывать что-то новое не любил. На картине была изображена река, отражающая в себе луну. Надпись гласила «Дом с мизаниной».

– Ну ладно, дом-то я нашёл, – обратился Чехов и Куинджи после двадцати минут рассматривания картины, – А мезонин где?

– Вот чёрт! Забыл. Ну и ладно, всяко лучше, чем дворняг блохастых дарить.