Косиног. История о колдовстве

Ожерелье составляли двенадцать колечек, свитых из прядей волос, соединенные одно с другим на манер звеньев цепи, и каждое отливало особым, своеобразным оттенком рыжины. Концы цепочки скрепляла простая медная булавка в форме змейки. Это свободное ожерелье из блестящих рыжих колечек мать тоже носила на шее, однако нечасто. Аби она объяснила, что пользуется им, только нуждаясь в помощи матерей, чтобы призвать к себе нужного духа, или, к примеру, смешать особо сложное снадобье.

Как мать в первый раз позволила подержать его… этого Абита не забудет до конца дней. Коснувшись пальцем последнего звена в цепочке, мать объяснила, что это звенышко сплетено из ее волос, а предыдущие – из волос ее матери, бабки, прабабки и так далее, а, стало быть, ожерелье плелось на протяжении двенадцати поколений.

– Однажды, когда будешь готова, – закончила мать, вновь указав на последнее звенышко, – ты тоже присоединишься ко всем своим матерям и добавишь сюда свои волосы.

Стоило Абите, протянув руку к столу, коснуться плетеных звеньев, мать оказалась здесь, в садовом сарайчике. Конечно, Абита ее не видела, но аромат лаванды и полыни сделался так силен, словно мать подошла к ней вплотную.

«Будь мужественна, Абита. Слушайся своего сердца. Учись верить в себя».

– Мать… Мать…

Прижав ожерелье к груди, Абита расплакалась.

– Ох, мать, как мне тебя не хватает…

– АБИТА!

В дверях, насквозь прожигая ее гневным взглядом, стоял отец.

Абита отпрянула, врезалась бедром в стол.

– Что ты здесь делаешь? – грозно спросил он.

Надеясь, что отец ничего не заметит, Абита сунула ожерелье за пояс юбки, в исподники.

– Что у тебя там? Дай сюда, живо!

С этими словами отец ринулся к ней.

Не в силах ответить ни слова, Абита лишь покачала головой.

Вцепившись в вырез корсета, отец рывком разорвал шнуровку, и спрятанная за пазуху книга рецептов выпала, шлепнулась на пол. При виде книги отец, пуще прежнего вытаращив глаза, оттолкнул от нее Абиту, точно от ядовитой гадюки.

– Я тебе что говорил?! – завизжал он. – Это же рука самого Сатаны! Твоя мать ввязалась в игру с Дьяволом, и это стоило ей и жизни, и бессмертной души! Теперь все мы прокляты!

Сметенные с полок отцовской рукой, склянки, горшки с цветами зазвенели, вдребезги разбиваясь об пол.

– Взгляни вокруг, взгляни на все это нечестие!

Дотянувшись до масляной лампы, отец выдернул из нее фитиль, плеснул маслом на книгу рецептов, на шкаф, на прочие книги.

Абита оцепенела от ужаса.

Отец схватил принесенный ею свечной огарок и поджег масло. Книги запылали огнем.

Вот тут у Абиты прорезался голос.

– Нет!!! – закричала она и сунула руку в огонь, надеясь спасти хоть книгу рецептов.

Не обращая внимания на крики Абиты, отец мертвой хваткой вцепился в ее плечо и выволок из сарая на двор. Его жесткие пальцы больно впились в тело. Сарайчик пылал.

– Дьявол ей овладел, разве сама не видишь?! – прокричал отец. Из глаз его потекли слезы. – Твоя мать была замечательной, доброй женщиной… хорошей женой… хорошей матерью. Помни об этом, ни на минуту не забывай. Но Дьявол хитер, ох, хитер! На эту-то книжку, на все эти мелкие чары да ворожбу, он ее и подловил. Так твоя бедная мать отворила Дьяволу двери, впустила его на порог, и он отнял ее у нас, отнял!

Отец зарыдал в голос, и это перепугало Абиту сильнее всех его криков. Человека, плачущего, убивающегося так, словно его сердце рвется на части, ей видеть еще не приходилось.

– Как же я ничего не заметил? – стонал отец. – Думал, она просто варит целебные снадобья. Исполняет свой христианский долг. Как я был слеп… а теперь слишком поздно… и для нее, и для нас. Все мы обречены на вечные муки, – объявил он, указывая в огонь. – Видишь, там, в пламени… он, Дьявол! Ему известно твое имя, Абита. Оно записано в его книге. Твой единственный шанс на спасение – взывать к Господу каждый день… каждый день, каждую свободную минутку. Тогда, только тогда Господь, может статься, вычеркнет твое имя из сатанинской книги!

Упав на колени, отец потянул Абиту за собой.

– Нужно начать сейчас же, с этой самой минуты. Сложи перед грудью ладони, дитя мое. Взывай к Господу. Моли Господа о прощении.

Абита сделала, как велено.

– А теперь, Абита, пообещай… поклянись передо мной и перед Господом нашим, Иисусом, отречься от злодейств матери. Поклянись никогда в жизни не связываться с нечестивым ведовством.

Однако Абита молчала, пристально глядя в огонь.

Отец с силой встряхнул Абиту, вывернул руку так, будто готов сломать ее.

– Клянись же! Клянись перед Господом Богом!

– Клянусь! – вскрикнула она.

– Клянись и мне, и Господу!

– Клянусь тебе, отец, клянусь тебе, Господи Иисусе, никогда больше не связываться с нечестивым ведовством…

Лишь после этого отец отпустил ее, оставил спокойно глядеть в огонь, а сам вынес из дома все пожитки матери, одежду, башмаки, гребенки, даже одеяла, на которых она спала – словом, все, что ни принадлежало матери лично – и тоже сжег.