Косиног. История о колдовстве

– Ладно. Я здесь не для того, чтоб заново все повторять. Посевы погибли, и затея наша не удалась. Что сделано, не воротишь. Сейчас речь о положении нашей семьи. Я за табак взялся ради всех нас. И ради тебя, и ради Абиты. Как тебе известно, я рассчитывал взять тебя в дело… увеличить посевы за счет твоего участка. Почтить память отца и все, что он сделал для нас, создав фамильное предприятие.

С этим он воззрился на Эдварда, едва ли не требуя согласия.

Эдвард кивнул.

– Что ж, похоже, эта затея завела нас в тупик, – сказал Уоллес и снова на время умолк. – Похоже… похоже, придется нам как-то долги гасить.

– Долги? Но… я думал, вы с лордом Мэнсфилдом сговорились о партнерстве?

– Да… вроде как. Но… э-э… себестоимость начала расти, как на дрожжах, и он потребовал кое-что в залог.

– Твою ферму? Уоллес… ты ведь не согласился?!

Уоллес уставился в опустевшую кружку.

– Нет… нет, на это я не пошел. Рисковать фермой отца я ни за что бы не стал.

Эдвард вздохнул с облегчением.

– В залог этот участок пошел.

Эдвард вздрогнул, выпрямил спину.

– Этот участок? То есть, моя ферма? Вот эта самая?

Уоллес медленно, тяжеловесно кивнул.

Абите, хочешь не хочешь, пришлось опереться на буфет.

– Это… это что же ты такое несешь?

Уоллес ожег ее гневным взглядом.

– Женщина… не суй носа, куда не след.

Абита прикусила язык. Слишком уж хорошо она знала: женщинам вмешиваться в дела торговые настрого запрещено, таков закон.

– Уоллес, – заговорил Эдвард, – пожалуйста, объяснись. Я тебя не понимаю.

Уоллес злобно нахмурился, побагровел с лица.

– Как тут еще ясней выразиться? Я отдал это хозяйство в залог. Ссуду под него взял. Прости, но не ожидал я, что дело вправду так обернется.

– Но… какое ты имел право? Это моя земля.

– Брат, все не так просто, и ты прекрасно об этом знаешь.

– Что значит «все не так просто»? У нас… у нас ведь уговор. Я все платежи вносил вовремя. Остался всего сезон. Одно лето.

– Так я и не говорю, что это справедливо. То, что стряслось с табаком, по отношению к нам тоже несправедливо. Думаешь, мне все это по душе? Я просто стараюсь со всеми по справедливости обойтись, насколько получится. Не только с тобой – со всеми нами.

«Когда это ты, Уоллес, успел таким справедливым стать? – захотелось спросить Абите. – А справедливо ли было наследовать обе фермы только потому, что ты – старший из сыновей, а после вынуждать Эдварда выкупить у тебя эти жалкие акры в самой глуши? И цену назначить такую, что нам – хоть побираться иди? Пятьдесят бушелей кукурузы в сезон. Пятьдесят! Самое меньшее, вдвое, если не втрое дороже настоящей цены. Это, по-твоему, справедливо?»

– Однако послушай, – продолжил Уоллес. – Выслушай до конца. Все не так скверно, как ты мог подумать. Я с лордом Мэнсфилдом кое о чем договорился.

– О чем же?

– Ты можешь остаться здесь. К чему тебе уезжать? Только платить будешь не мне, а Мэнсфилду.

– Стало быть, последний платеж ему причитается?

Уоллес уныло покачал головой.

– Никакого последнего платежа, братишка. Земля и все прочее теперь у лорда Мэнсфилда в собственности. Будешь возделывать землю и каждый год отдавать ему половину урожая.

– Как арендатор какой-то, – вполголоса проворчала Абита.

Уоллес смерил ее злобным взглядом.

– Я, Эдвард, замолвил за тебя словцо… положение объяснил. Лорд Мэнсфилд – он человек справедливый. Сказал, что готов обсудить условия, на которых со временем уступит землю тебе.

– А срок какой?

Уоллес пожал плечами.

– Лет двадцать, пожалуй.

«Двадцать лет? – подумала Абита. – Двадцать лет?! Эдвард, не позволяй ему с нами так обойтись!»

Но Эдвард молчал, не поднимая взгляд от столешницы, словно не знал, что сказать.

– И это нам еще повезло. Я старался, как мог, слово даю.

Абиту затрясло. Пальцы сами собой сжались в кулаки.

«Эдвард, ты что, не видишь, он же тебя дурачит! Всю жизнь дурачит!»

Однако дело было ясное: сколько об этом ни тверди, Эдвард ничего такого не замечает. В людях, в том, что у них на уме, он разбирался из рук вон плохо и потому постоять за себя толком не мог, а ей оставалось только молча смотреть, как братец мужа снова и снова беззастенчиво этим пользуется.

– Дело наверняка можно решить как-то иначе, – заговорил Эдвард. – К примеру, что, если мы оба каждый сезон будем выкладывать малость побольше, чтобы помочь тебе расплатиться?

– Нет, я уже прикидывал. По-другому никак.

«Не уступай, Эдвард», – подумала Абита, шагнув вперед.

Эдвард, взглянув на нее, заметил ее возмущение. Ни слова не говоря, Абита яростно, страстно замотала головой.

– Прости, Уоллес, – сказал Эдвард, – но это же твой долг. Просить меня о таком просто нечестно. Я ведь в хозяйство вложил все, что мог, а ты собираешься попросту взять да отдать мою землю.

– Эдвард, чья это земля?

– В каком смысле?

– Братишка, – мягко, точно с ребенком, заговорил Уоллес, навалившись на край стола, – я уж, как мог, старался разговор повернуть так, чтоб тебя не обидеть, ведь оба мы знаем: ты у нас не всегда способен по-крупному соображать. Однако ты заставляешь меня говорить напрямик. Чья это земля?

– Ну, тут все не так просто. Земля…