Космическая Одиссея

Потом дошел черед до самого нейроколпака — металлического шлема, который доходил почти до ушей и мгновенно вызвал у него ностальгическую мысль: «Жаль, что меня сейчас не видят мои друзья-евреи!»

Через несколько минут он уже перестал замечать, что на голове у него надет этот шлем.

Теперь Пул был готов к инсталляции — к процессу, который внушал ему нечто вроде благоговейного страха и который, как Фрэнк узнал, более половины тысячелетия тому назад стал своего рода обрядом посвящения почти для всех представителей человеческой расы.

— Глаза можно не закрывать, — сказал специалист, производивший процедуру. Его представили как «нейроинженера», но предпочитали называть просто «мозговедом». — Когда начнется ввод данных, ваши органы чувств будут отключены. Вы ничего не увидите даже с открытыми глазами.

«Интересно, все так же волнуются, как я? — подумал Пул. — Может быть, сейчас я навсегда лишусь контроля над собственным мозгом? Впрочем, я научился доверять технике этого времени — пока она меня не подводила. Но, как говорится, все когда-нибудь начинается…»

Как и было обещано, Пул не ощутил почти ничего, кроме легкого покалывания, когда мириады нановолокон вонзились в кожу головы. Все органы чувств работали абсолютно нормально — он окинул взглядом комнату и не заметил ничего необычного.

Мозговед в своем колпаке, подключенном, как и колпак Пула, к прибору вроде портативного компьютера двадцать первого века, ободряюще улыбнулся.

— Готовы? — спросил он.

Иногда невозможно придумать ничего лучше избитой фразы.

— Всегда готов, — ответил Пул.

Свет медленно тускнел, или так казалось Пулу. Наступила гробовая тишина, исчезла даже слабая сила тяжести. Он стал эмбрионом, плавающим в бесцветной пустоте, хотя и не в полной темноте. Однажды он уже оказывался в такой же почти невидимой, почти ультрафиолетовой темноте на грани ночи: когда погружался слишком глубоко в море вдоль отвесной стены на внешней границе Большого Барьерного рифа.

Тогда, гладя вниз сквозь сотни метров кристально чистой пустоты на дно, он ощутил такое чувство потери ориентации, что едва не запаниковал и не включил компенсатор плавучести, прежде чем овладел собой. Разумеется, он не сообщил об этом эпизоде врачам Агентства по астронавтике…

С огромного расстояния, сквозь бесконечную пустоту, которая, казалось, полностью окружала его, донесся голос. Но Пул услышал его не ушами — голос разнесся эхом в лабиринте его мозга.

— Начинается калибровка. Вам будут задавать вопросы, на них можно отвечать мысленно, но иногда лучше использовать речевую функцию. Вы меня понимаете?

— Да, — ответил Пул, хотя не был уверен, что его губы при этом шевелились.

Что-то появилось в темноте — сетка из тончайших линий, похожая на огромный лист миллиметровки. Она простиралась вверх и вниз, вправо и влево до границ видимости. Пул попытался повернуть голову, но изображение не изменилось.

По сетке побежали цифры — до того быстро, что Пул не успевал их прочесть. Может быть, какая-то схема регистрировала их? Пул не мог не улыбнуться (его губы действительно двигались?) — настолько знакома была ему эта процедура. Именно так, при помощи компьютерной техники, проверяли когда-то зрение окулисты.

Сетка исчезла, вместо нее поле зрения заняло сплошное цветное полотно. За несколько секунд перед Пулом сменились все оттенки спектра. «Могли бы просто спросить, — пробормотал про себя Пул. — Цветовое зрение у меня в полном порядке. Полагаю, сейчас займемся слухом».

Он был совершенно прав. Тихий вибрирующий звук сначала понизился до нижнего слышимого «до», потом стал повышаться, пока не исчез из диапазона человеческого восприятия на уровне слуха летучих мышей и дельфинов.

В качестве последнего из простых тестов Пула на короткое время окутало облако запахов — в основном приятных, хотя среди них были и мерзкие.

Потом он стал, как ему показалось, куклой на невидимых ниточках.

Он предположил, что таким образом проверяли его нервно-мышечные реакции, и понадеялся на то, что внешних проявлений у этого ощущения не было — иначе он выглядел бы как человек в пляске святого Витта. На мгновение у него даже появилась потрясающая эрекция, но он едва успел это почувствовать, поскольку погрузился в глубокий сон.

А может быть, ему приснилось, что он спит? По пробуждении он не имел понятия, сколько времени прошло. Шлем с головы исчез, не было видно и мозговеда с его оборудованием.

— Все прошло превосходно, — сияя улыбкой, сообщила главная медсестра. — Потребуется несколько часов, чтобы убедиться в отсутствии отклонений от нормы. Если все ваши показания кей’о… я хотела сказать, о’кей, завтра вы получите свой нейроколпак.

Пул снисходительно относился к попыткам окружающих его людей говорить на архаическом английском, но предпочел бы, чтобы медсестра избежала столь досадной оговорки.

Когда настало время последней примерки, Пул почувствовал себя мальчишкой, который сейчас развернет найденный под рождественской елкой чудесный подарок.