— Чушь! Ты когда-нибудь знала горе или страх? Ты когда-нибудь угоняла космояхту и убивала гаррионов? Ты убегала от поршня, который должен был превратить тебя в кровавую лепешку? Видела Окружной Бал в Григлсби-Корнерс, куда слетались похожие в своих чудесных маскарадных костюмах на волшебников лорды и леди? Или спотыкалась, пытаясь отпрыгать ритуал в Храме Финуки? Или глядела, мечтая, с Грабленых гор на древний Фортинан?
— Нет, конечно. Я ничего такого не делала, — и, окинув его долгим, медленным, изучающим взглядом, Флора ничего больше не сказала.
Еще месяц они беспорядочно переезжали с места на место: В Абиссинию — рай алоэ, асфальта и древней пыли; на Сардинию с ее оливковыми рощами и асфоделями; в туман и мрак готического Севера.
Однажды в Дублине Гил наткнулся на афишу, при виде которой замер и встал как вкопанный:
ОРИГИНАЛЬНЫЕ БРОДЯЧИЕ АРТИСТЫ «ФРАМТРИ» ЧУДЕСНАЯ ТРАНС-ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ФЕЕРИЯ! УСЛЫШИТЕ ЖУТКИЕ ВОПЛИ МОПТЕ-ВАКХАНИДОВ!
ПОГЛАЗЕЙТЕ НА УЖИМКИ МАРИОНЕТОК ХОЛКЕРВОЙДА! ПОЧУВСТВУЙТЕ ПОДЛИННЫЕ АРОМАТЫ ДВУХ ДЮЖИН ДАЛЕКИХ ПЛАНЕТ!
И МНОГОЕ ДРУГОЕ! МНОГОЕ ДРУГОЕ!
В ПАРКЕ КАСТЕЙН, ВСЕГО СЕМЬ ДНЕЙ!
Флору это не заинтересовало, но Гил настоял, чтобы они немедленно отправились в парк Кастейн, и на сей раз в тупик была поставлена Флора. Гил сказал ей лишь, что он видел это шоу в детстве. Ничего большего он ей сказать и не мог.
Рядом с рощей гигантских дубов Гил обнаружил те же броские панели, те же афиши и те же звуки и крики продавцов, какие узнал в детстве. Он отыскал «Театр Марионеток Холкервойда» и терпеливо высидел не очень забавное ревю. Марионетки пищали и выделывали антраша, выводили трели, распевая песни на злобу дня, карикатурно изображали местных деятелей, а затем группа кукол, одетых, как Полишинель, исполнила серию фарсов.
После представления, оставив на месте скучающую, но снисходительную Флору, Гил подошел к занавеске сбоку от сцены, она могла быть той самой, и он невольно оглянулся через плечо туда, где наверняка должен сидеть его отец. Он медленно отдернул в сторону занавеску, а там сидел, словно не сдвинувшись за все эти годы, Кукловод Холкервойд, чинивший какой-то реквизит.
Кукловод постарел. Кожа его сделалась восковой, губы растянулись, зубы казались желтыми и торчащими, но зрение оставалось таким же острым, как и всегда. Завидев Гила, он прервал работу и чуть склонил голову набок.
— Да, сударь?
— Мы уже встречались.
— Я это знаю, — Кукловод отвел взгляд, потирая узловатым пальцем нос. — Я видел столько народу. Побывал в стольких местах: привести все в порядок — непростая задача… Давайте-ка посмотрим. Мы встречались давным-давно, на далекой планете, в той канаве на краю Вселенной. На Донне. Она висит под зеленой луной Даммар, где я покупаю своих марионеток.
— Как вы можете помнить? Я же был совсем мальчишкой.
Кукловод улыбнулся, покачав головой.
— Вы были серьезным пареньком, озадаченным тем, куда движется мир. Вы пришли с отцом. Что с ним сталось?
— Умер.
Кукловод, не удивившись, кивнул.
— А как вам живется? Вы далеко от Амброя.
— Живется мне довольно неплохо. Но есть один вопрос, который тревожит меня до сего дня. Вы представляли на сцене легенду об Эмфирионе. И того актера-марионетку казнили.
Кукловод пожал плечами и вернулся к починке реквизита.
— Марионетки живут не вечно. Они начинают сознавать существование окружающего мира, начинают чувствовать себя настоящими. И тогда они, считай, испорчены и должны быть уничтожены, пока не заразили всю труппу.
— Надо полагать, марионетки дешевы, — поморщился Гил.
— Достаточно дешевы. Даммаряне — торговцы искусные, холодные, как сталь. Как они обожают звон валюты! Себе во благо! Они живут во дворцах, тогда как я сплю на раскладушке, вздрагивая от случайных звуков, — Кукловод разволновался. — Пусть снизят цены, а сами поменьше купаются в роскоши! Они глухи к моим увещеваниям. Хотите снова посмотреть Эмфириона? У меня есть один актер-марионетка, который вот-вот испортится. Уж я его предупреждал и бранил, но все равно постоянно обнаруживаю, что он смотрит за огни рампы на зрителей.
— Нет, — Гил попятился к занавеске.
— Ну, тогда я вторично прощаюсь с вами.
Кукловод небрежно махнул на прощанье.
— Возможно, мы еще встретимся вновь, хотя подозреваю, что нет. Годы проходят быстро. Однажды утром меня обнаружат лежащим, окоченевшим, с лазающими по мне, заглядывающими мне в рот, щиплющими меня за уши марионетками…