— Мне сложно что-либо сказать, — ответила дама Изабель. — Это очень приятная опера, без выражения каких-либо социальных вопросов, просто огромный букет великолепной музыки. Мы преследуем чисто художественные цели: поделиться своей музыкой с ним и его народом.
Дарвин Личли перевел ее высказывание, выслушал ответ и снова повернулся к даме Изабель.
— Когда вы собираетесь распространять свою музыку, как долго это продлится, и по каким поводам это будет происходить?
— Все будет зависеть от того, насколько хорошо нас примут, — хитро ответила дама Изабель. — Если мы заметим, что наша программа доставляет публике удовольствие, то мы дадим несколько спектаклей, а если нет, то уедем. Все очень просто. Наш первый концерт состоится как только сможет собраться публика, которую… Мне даже не представить, как созвать.
Между Дарвином Личли и Комиссаром опять произошел обмен словами, затем Личли объявил:
— Первый спектакль можете устроить уже завтра.
— Очень хорошо, — решительно сказала дама Изабель. — Значит, завтра в три часа.
Утром следующего дня уже привыкшая к этому занятию команда собрала театр. В два часа актеры облачились в костюмы и наложили грим, в половине третьего в оркестровой яме собрались музыканты, и все приготовления были завершены.
Однако никаких признаков потенциальной аудитории не наблюдалось. Дама Изабель вышла из корабля и, нахмурившись, оглядела горизонт. Жизнь вокруг шла своим обычным чередом. и на спектакль, похоже, никто не собирался.
И без десяти три публики нигде не было видно.
Ровно в три часа появился Местный наблюдатель, тот самый, которого руководители труппы видели вчера. Коротко поздоровавшись с дамой Изабель, Бернардом Биклем и Дарвином Личли, в гордом одиночестве он прошествовал в театр, уселся на одно из сидений, открыл принесенный с собой небольшой плоский чемоданчик, вынул из него бумагу, чернила и кисточку и разложил все это перед собой.
Дама Изабель, стоя у входа, с подозрением следила за этими приготовлениями.
— Он, очевидно, пришел посмотреть оперу. Но где же остальные?
Бернард Бикль вышел и пристально оглядел окрестности.
— Больше никого не видно, — вернувшись, доложил он.
Дама Изабель повернулась к Личли:
— Выясните, пожалуйста, когда нам ожидать остальную аудиторию.
Личли переговорил с наблюдателем и передал даме Изабель его неожиданный ответ.
— Он и есть аудитория. И он несколько раздражен, что спектакль не начинается вовремя.
— Но мы же не можем играть спектакль для одного индивидуала! — запротестовала дама Изабель. — Вы ему объяснили это?
— Ну да. Я заметил ему, что мы ожидали довольно большое количество зрителей, но он заявил, что должен произвести предварительный просмотр, чтобы изучить и оценить нашу музыку, прежде, чем население в массовом масштабе рискнет подвергнуть себя воздействию, возможно, нервирующих звуков.
Дама Изабель сжала челюсти; наступил момент, когда решалось, будет ли "Севильский цирюльник" демонстрироваться для одобрения или нет.
Неожиданно в разговор вмешался Бернард Бикль и вкрадчивым голосом промолвил.
— Я полагаю, мы должны были предвидеть необходимость получения одобрения, особенно в высокоразвитых мирах. И мы ничего не можем с этим поделать; нам придется или подчиниться местным правилам, или улететь ни с чем.
Дама Изабель с раздражением кивнула.
— Полагаю, вы правы; однако, когда такие идеалисты, как мы, тратят свои таланты и деньги на такой эксперимент, то от тех, кто должен, по идее, получить от этого выгоду, можно было бы ожидать, по крайней мере, понимания. Я вовсе не требую восторгов, меня устроит даже крупица доброго отношения. Я не могу поверить… — она замолкла на полуслове, заметив приближение наблюдателя.
Подойдя к землянам наблюдатель заговорил, а Личли принялся переводить необычные для человеческого уха звуки.
— Ему не терпится узнать, когда начнется программа, он хочет также отметить, что начало концерта за держалось уже на девятнадцать минут.
Дама Изабель всплеснула руками.
— Я вынуждена подчиниться прихоти местного чиновника…
Она подала знак сэру Генри Риксону, который с удивлением посмотрел на нее поверх сидений, пустых за исключением одного — того, где расположился наблюдатель. Дирижер еще раз вопросительно взглянул на даму Изабель, та подтвердила свой сигнал к началу, и сэр Генри поднял свою палочку. Зазвучали первые ноты увертюры, и "Севильский цирюльник" предстал суду музыкального эксперта одной из внеземных цивилизаций.
Спектакль, идущий перед ни на что не реагирующим наблюдателем, остался у его участников не самым живым воспоминанием, но в то же время мастерство труппы не дало ему, как того можно было ожидать превратиться в чисто механический процесс воспроизведения сюжета.
Во время представления наблюдатель был очень внимателен, не выказывал ни одобрения, ни недовольства, не делал никаких движений, если не считать внесения пометок в свои бумаги.