Космическая трилогия

Автобус оказался пустым, все двигались ему навстречу. Марк вышел на Маркет-стрит и поспешил к дому. Город совершенно изменился. Каждый третий дом был пустым, многие витрины — заколочены. Когда Марк добрался до особняков с садиками, он увидел почти на всех белые доски, украшенные символом ГНИИЛИ — голым атлетом с молнией в руке. На каждом углу стоял институтский полисмен в шлеме, с дубинкой и с револьвером на ремне. Марк надолго запомнил их круглые, белые лица, медленно двигающиеся челюсти (полицейские жевали резинку). Повсюду висели приказы с подписью «Феверстон».

А вдруг и Джейн ушла? Он почувствовал, что этого не вынесет. Задолго до дома он проверил, в кармане ли ключ. Дверь была заперта. Значит, нет Хатчинсонов, с первого этажа. Он отпер дверь и вошел. На лестнице было холодно, на площадке — темно. «Джейн!» — крикнул он, входя в квартиру и не надеясь ни на что. На коврике у двери он увидел пачку нераспечатанных писем. Внутри все было прибрано. Кухонные полотенца не сохранили ни капли влаги, хлеб в корзинке зацвел, молоко давно скисло. Уже понимая, он бродил по комнатам, тихим и трогательным, как все покинутые жилища. Он сердился; он искал записку; он пошел посмотреть письма, но почти все были от него. Вдруг в передней он заметил надорванный конверт письма, адресованного миссис Димбл, туда, в ее домик. Значит, она была здесь! Эти Димблы всегда его недолюбливали. Наверное, увезли Джейн к себе. Надо пойти к Димблу, в его колледж.

От этого решения ему стало легче. После всего, что он испытал, ему очень хотелось стать обиженным мужем, разыскивающим жену. По дороге в Нортумберленд он выпил. Увидев на «Бристоле» вывеску института, он чертыхнулся было и прошел мимо, когда вспомнил, что сам он — крупный сотрудник ГНИИЛИ, а не сброд, который теперь сюда не пускают. Они спросили его, кто он, и сразу стали любезны. Заказывая виски, он чувствовал, что вправе отдохнуть, и сразу же заказал еще. Гнев на Димблов усилился, прочие чувства смягчились. В конце концов, насколько лучше и вернее быть своим, чем каким-то чужаком. Даже и сейчас… ведь нельзя всерьез принимать это обвинение! Так уж они делают дела. Уизер просто хочет покрепче привязать его к Бэлбери и заполучить туда Джейн. А что такого, в сущности? Не может же она жить одна. Если муж идет в гору, придется ей стать светской дамой. В общем, надо скорей увидеть этого Димбла.

Из ресторана он вышел, как сам бы это назвал, другим человеком. С этих пор и до последнего распутья человек этот появлялся в нем внезапно и побеждал на время все остальное. Так, кидаясь из стороны в сторону, пробивался сквозь молодость Марк Стэддок, еще не обретший личности.

— Прошу, — сказал д-р Димбл. Он отпустил последнего ученика и собирался домой.

— Ах, это вы, Стэддок! — сказал он, когда тот вошел. — Прошу, прошу!

Он хотел говорить приветливо, но удивлялся и приходу Марка, и его виду. Марк потолстел, стал каким-то землистым и пошловатым, что ли.

— Где Джейн? — спросил Марк.

— Я не могу вам сказать, — ответил Димбл.

— Вы не знаете?

— Я не могу сказать.

Согласно программе, именно сейчас Марк должен был повести себя как мужчина. Что-то изменилось. Димбл всегда держался с ним очень вежливо и всегда недолюбливал его. Марк не обижался, он не был злопамятным, он просто пытался ему понравиться. Он любил нравиться. Когда с ним бывали сухи, он мечтал не о мщении, а о том, как он очарует и пленит обидчика. Если он и бывал нелюбезным, то лишь к стоящим ниже, к чужакам, заискивающим перед ним. В сущности, он уже был недалеко от подхалимства.

— Я вас не понимаю, — сказал он.

— Если вы хотите, чтобы вашу жену не трогали, — сказал Димбл, — лучше не спрашивайте меня.

— Не трогали?

— Да, — очень серьезно отвечал Димбл.

— Кто?

— А вы не знаете?

— Что такое?

— В ночь бунта ее схватила институтская полиция. Она убежала, но они ее пытали.

— Пытали?

— Да, жгли сигарой.

— В том-то и дело, — сказал Марк. — Она… у нее нервное истощение. Понимаете, ей примерещилось…

— Врач, лечивший ожоги, думает иначе.

— О господи! — воскликнул Марк. — Неужели правда? Нет, посудите сами…

Димбл спокойно смотрел на него, и он умолк.

— Почему же мне не сообщили?

— Кто, ваши коллеги? Странный вопрос. Вам виднее, чем они занимаются.

— Почему вы мне не сказали? Вы были в полиции?

— В институтской?

— Нет, в простой.

— Вы действительно не знаете, что в Эджстоу обычной полиции больше нет?

— Ну, есть какие-нибудь судьи…

— Есть полномочный представитель, лорд Феверстон. Вижу, вы не понимаете. Город захвачен.

— Почему же вы не связались со мной?

— С вами? — переспросил Димбл; и на один миг, впервые в жизни, Марк увидел себя со стороны. От этого у него занялось дыхание.

— Да, — начал он, — вы меня всегда недолюбливали. Но не до такой же степени…

Димбл молчал, но Марк не знал причины. Много лет он укорял себя за то, что не любит Марка; укорял и сейчас.

— Что ж, — сказал Марк, — говорить не о чем. Я хочу знать одно: где Джейн.

— Вы хотите, чтобы ее забрали в Бэлбери?

— Не понимаю, по какому праву вы меня допрашиваете. Где моя жена?