Космические демоны

— А что-то мамы твоей не видно? Она умерла?

«Милая мамочка, — подумала Элейн. — Ты умерла? Ты поэтому никогда не отвечаешь на мои письма?»

— Нет, — сказала она вслух, — она в Сиднее.

— Сбежала? — спросил Джон.

Элейн не ответила. Джон несколько минут сочувственно помолчал. Потом начал снова:

— Ты что, из цирка?

Элейн так удивилась, что даже обернулась и посмотрела на него.

— С чего это?

— Я видел, как ты занимаешься акробатикой. Очень здорово. И папа твой тоже похож на циркача, на тяжеловеса. И волосы у него длинные.

— Мы, правда, недолгое время ездили с цирком, — сказала она, — в Новом Южном Уэльсе пару лет назад.

Она тут же пожалела, что сказала это. Ее злил этот парень, который уже успел выведать столько ее тайн.

— Хотел бы я уметь так, как ты, — продолжал он, — А что ты еще умеешь? Можешь фокусы показывать? Обожаю фокусы. А жонглировать?

Элейн сжала губы, чтобы больше ничего не выболтать. На самом деле Дэвид умел жонглировать и знал кучу разных фокусов, любил их показывать людям, но стоило сказать об этом Джону, так он начнет шляться в дом без конца. Она пошла быстрее. Джон сел на велосипед в тихонько поехал рядом. Больше он ее ни о чем не спрашивал. Вместо этого он стал рассказывать о себе. Она услышала о его братьях. Один был уже женат и жил с женой и маленькой дочкой в Порте Аугуста, другой все еще жил с родителями, но уже работал, а третий — Марио, ему тринадцать. Джон его, видимо, и боялся, и обожал одновременно. Пока они добрались до ворот шкалы, Элейн знала, что его мать работает медсестрой в больнице посменно и что его отец строитель. И еще она поняла, что если она не избавится от Джона Ферроне, она попросту сбрендит. Но Джон вовсе не хотел, чтобы от него избавлялись.

— Пошли, — сказал он. — Вон мистер Рассел, наш учитель. Пойдем попросим, чтоб я стал твоим шефом. У нас все новенькие на первую неделю получают шефа.

«Тьфу, — подумала Элейн, — все идет наперекосяк. Что он ко мне клеится? И ни на одной из девчонок нет джинсов!»

Мистер Рассел оказался молодым и приветливым.

— Здравствуй, Элейн, — сказал он, — ты у меня, в седьмом. Я тебя провожу в класс и принесу тебе учебники. Спасибо, Джон, но я думаю, кто-нибудь из девочек возьмет шефство над Элейн. Пойди запаркуй свой велосипед.

«Здорово, — подумала Элейн. — Этот все понимает. Его не проведешь».

Мистер Рассел шел быстро, Элейн поспевала за ним, стараясь на ходу оглядеться. Многие из школьных зданий были новые и современные, между ними располагались лужайки и площадки для отдыха, многие из них были оборудованы спортивными снарядами: шесты, кольца, брусья. Ее глаза радостно сверкнули. Мистер Рассел спрашивал про ее последнюю школу. Он сказал, что в этой школе все носят форму. Если у нее с этим возникнут трудности, пусть она обратится в контору, ей помогут.

«Трудности! — подумала она. — Никаких трудностей. Просто — папа. Как мне объяснить в конторе, что он за человек».

Когда они подошли к классу в конце овальной лужайки, мистер Рассел с силой распахнул дверь, и девочка, которая находилась в классе, подскочила, как перепуганный кролик.

— Линда, — сказал он резко, — что ты тут делаешь?

Она виновато улыбнулась и кинула взгляд на то, что она за минуту до того писала.

— Ни-ничего, — ответила она.

— Ты знаешь правила, Линда. До звонка в классе быть не полагается.

— Извините, мистер Рассел, — сказала она.

Она снова улыбнулась, на этот раз не виноватой, а сияющей улыбкой.

Обезоруженный улыбкой, мистер Рассел сказал:

— Ну, раз уж ты здесь, то я тебя вот о чем попрошу. Будь шефом Элейн. Сделай так, чтобы она разобралась во всем и почувствовала себя как дома. Парта перед тобой не занята? Та, где сидела Кати Клеменс? Пусть Элейн ее занимает. А я пойду принесу ей учебники.

Он рванулся с места, направляясь в учительскую. Девочки оглядели друг друга. Ни одна из них не произвела на другую хорошего впечатления. Трудно было оказаться более непохожими друг на друга. Элейн, тоненькая и бледная, казалась неопрятной, даже слегка диковатой. Нетуго заплетенная рыжая коса уже начала расплетаться. Светлые волосы Линды были модно острижены, и что-то неуловимое говорило о том, что ее дома холят и лелеют. Одежда была элегантной и новой, туфельки блестели. Обе девочки были слегка испуганы, их отношение друг к другу было напряженным и даже враждебным.

Линда спокойно уселась за парту и продолжила прерванное писание на листке бумаги. Улыбнулась про себя. Ее парта была уставлена разными принадлежностями: маленький ежик-карандашница, шкатулочка с выдвижными ящичками, в которой лежали ластики. Ее фотографии, вырезанные из коллективных классных, были прикреплены к парте скотчем, и красивым шрифтом выполнена надпись: «Линда Шульц сидит за этой партой». Элейн молча изучала все эти предметы. Линда кончила писать и сложила записку вчетверо. Она пересекла класс и положила ее на парту в последнем ряду.

— Только посмей проболтаться, — сказала она Элейн. — Это записка Эндрю Хейфорду. Он мой мальчик.

«И ты держись от него подальше», — звучало в ее тоне.

Элейн почувствовала себя униженной. Поэтому она сказала резко: