Космические оборотни

– Когда мы узнаем насчет…

Я очнулась от своих мыслей.

– Как только вернется посланный. Пойдем, я должна представить тебя Оркамуру.

– Он знает?

– Я сказала ему, так как это было необходимо.

Человек в теле барска встал не сразу. Я с удивлением прочитала его эмоции, которые не поняла: стыд. Это было так чуждо любому Тэсса, что мое удивление росло.

– Почему у тебя такое ощущение?

– Я человек, а не барск. Ты видишь во мне человека, а этот жрец нет.

Я все еще не могла понять. Это была та минута, когда двоим кажется, что они откинули особенности их происхождения, но их тянет в разные стороны их прошлое.

– Для некоторых на Йикторе это может иметь значение, но не для Оркамура.

– Почему?

– Ты думаешь, что ты один в этом мире носишь шкуру, бегаешь и изучаешь воздух длинным носом?

– Ты… ты делала это?

– И я, и другие. Слушай, Крип Ворланд, до того, как я стала Певицей, способной дружить с маленьким народом, я тоже бегала по холмам в различных телах. Это часть нашего обучения. Оркамур знает об этом, как и те, кого мы посетили недавно. Мы иной раз обмениваемся знаниями. Видишь, я сказала тебе то, что ты можешь повернуть против Тэсса, подбросив это как головню в собранный урожай.

– И ты - ТЫ была животным?!

Это было первым шоком в его мыслях, но затем, поскольку он был умным человеком и с более открытым мозгом, чем у привязанных к планете, он добавил:

– Но это действительно путь к обучению!

Я почувствовала, что часть его недовольства исчезла, и подумала, что мне надо было сказать ему об этом раньше. Теперь же я сказала потому, что это могло понадобиться: вполне может случиться, что опасения Оркамура сбудутся. Но Крип Ворланд не должен знать сейчас, что случилось с Маквэдом, не должен видеть его.

Через внутренний зал храма мы вышли в садик, где Оркамур давал отдых своему хилому телу. Он сидел здесь в кресле из дерева храта, глубоко врытом в землю, чтобы дерево снова ожило и пустило ветви, защищающие сидевшего от ветра. Этот садик был местом глубокого мира и покоя, в чем нуждался тот, кто его создал. Оркамур приходил сюда не только для обновления духа, но и для приема тех, для кого свет померк с тех пор, как любимые ими попали под покров Умфры. Здесь присутствовала сила, которую мы все называем по-разному и которая на расстоянии внушает страх, даже ужас, так как очень редко она поднимается утешающей рукой над страдающими. А тут было именно так, и всем, кто входил сюда, становилось легче.

Оркамур повернул голову и посмотрел на нас. Его улыбка больше, чем слова, сказала, что он рад нам. Мы подошли и остановились рядом с ним.

– Настал новый день, чтобы мы записали на него желаемое, - повторил он сентенцию из вероучения Умфры. - Справедливая запись извлечет из нас лучшее, - он повернулся к Крипу Ворланду:

– Брат, Йиктор дает тебе большее, чем записано на эти дни.

– Да, - мысленно ответил инопланетник.

Оркамур знал внутренний язык. Без этого он не мог бы быть тем, кем был.

– Всякому человеку дано учиться всю жизнь, и учению этому нет границ.

Но он может отказаться от знания и тем отрезать себя от многого. Я никогда не разговаривал с инопланетником.

– Мы, как все другие люди. Мы мудры и глупы, добры и злы, живем по закону или нарушаем его. Мы истекаем кровью от ран, смеемся шуткам, кричим от боли - не так ли ведут себя люди во всех мирах?

– Справедливо. И, может быть, еще более справедливо для того, кто, как ты, повидал много миров и имеет возможность сравнивать. Не согласишься ли ты поговорить с привязанным к планете стариком и рассказать ему что-нибудь о том, что лежит над нашим небом и граничит со звездами?

Оркамур не смотрел на меня, но я поняла, что он хочет отпустить меня.

Почему он хотел остаться наедине с инопланетником, я не знала, и это меня смущало. Но я вышла, так как не могла подумать, что в Оркамуре есть хоть что-то вредное. Вполне возможно, что им действительно руководило только любопытство. Он был далек от мира в своем призвании и временами забывал, что он тоже человек, с человеческими интересами.

Я собралась, наконец, с духом и сделала то, на что не решилась прошлой ночью: повидала Маквэда. Говорить об этом мне не хочется.

Возобновлять в памяти печали прошлого и переживать их снова - тяжелое и бесполезное дело. И я снова удивлялась, сколько делается здесь для безнадежных.

В полдень я снова пришла во двор, где оставила фургон. Маленький народ дремал в тени, но тут же вскочил и подбежал ко мне. Крипа Ворланда с ними не было. Я удивилась: неужели Оркамур разговаривал с ним все утро?

Ведь у него были срочные и нелегкие обязанности. Я подозвала одного из жрецов, которые приносили нам пищу, но он не видел барска и сказал, что Оркамур в комнате для медитации, где его нельзя беспокоить. Я встревожилась. Хотя жрецы Умфры не поднимут руку ни на одно живое существо, но здесь были и другие люди, которые могли, не подумав, отреагировать на неожиданное появление животного. Я вернулась в фургон, когда подошел второй жрец и хмуро сказал:

– Госпожа, пришло послание с западной дороги, посланное с птицей. Те, кого ты ищешь, не проходили в городские ворота.