К полуночи я прошел через перевал и мог бы спуститься в долину, но я так устал, что вынужден был поспать в укромном месте.
Когда я проснулся, солнце пригревало мою покрытую густой гривой спину. Прищурившись от яркого света, я огляделся и потянул носом.
Сильно пахло человеком.
Слабое шарканье по твердой поверхности — такое могли производить только сапоги. Кто-то шел справа от меня внизу, стараясь производить как можно меньше шума.
Я нагнулся, коснулся мордой передних лап и посмотрел вниз. Человек — нет, люди, потому что я увидел второго, ползущего в гору почти рядом со мной. Поверх кольчужной рубашки на них были грубые плащи со странными цветными пятнами.
Я подумал, что только острый глаз животного может разглядеть их на расстоянии, если они не будут двигаться. Не удирают ли? Это враги? Неважно, кто они, лишь бы не нашли меня!
Я начал медленно отползать в кустарник. Куда они направлялись, я не мог угадать, потому что поблизости не было ни крепости, ни поста. Но решимость их была очевидна.
Мне придется снова повернуть на юг, так как поднимавшиеся по холму были частью отряда, находившегося внизу, а я знаю только то, что Ирджар где-то на западе.
Я лег и стал ждать ночи. Под тремя Кольцами Луны я пустился во весь дух.
Так как всю ночь я попеременно то бежал, то шел, я был вынужден остановиться, потому что лапы нестерпимо болели. Я остановился возле озерка, где мне удалось и закусить, потому что какая-то птица, обманутая моей неподвижностью, оказалась слишком близко ко мне. Это была отличная еда, лучшая, какую я ел после фуду. Напоследок я даже сгрыз все косточки.
Затем я зарылся в кустарник, но спать мне пришлось недолго. На этот раз я сначала услышал звук, а не запах: это были собаки с фермы, и они охотились за кем-то, кто бежал в моем направлении.
Когда я был человеком, на этих холмах за мной охотились последователи Озокана, теперь я зверь и снова вижу охоту. Лай собак, наверное, должен наводить ужас на того, за кем они гонятся. Я спокойно прислушивался, полагая, что их дичь — это не я.
Из кустов выскочило длинноногое животное и помчалось крупными прыжками. Я узнал его: дикое жвачное с равнины. Его мясо сушат на зиму, и оно считается отличной добавкой к меню.
Охота, видимо, началась недавно, потому что животное бежало легко. Но свора была нетерпелива и молча бежала по горячему следу, лишь изредка взлаивая.
Я опять двинулся к югу, далеко обходя тропинки, по которым пробежало преследуемое животное, хорошо, если собаки будут поглощены своей первоначальной целью и не обратят внимания на мой след. А может, они тоже боятся барска?
Меня тревожило, что я приближался к открытой местности. Там не было ни скал, ни кустарника, ни деревьев, негде было укрыться от глаз охотника, кругом были голые поля, где на фоне серо-желтого жнивья мой красный мех будет отлично виден.
Я почувствовал запах воды и вспомнил о ручье, вытекавшем из того озерка, где я пил и омывал лапы. Не пойти ли мне по ручью, чтобы сбить след? Я знал об этом по тем пленкам, которые, бывало, рассматривал для собственного удовольствия. Но такие охотничьи воспоминания, ценные с точки зрения человека, вряд ли могли быть полезными в моем теперешнем положении.
Однако лучшего решения я не видел, поэтому вошел в воду и пошел по течению.
Я не успел далеко уйти, как услышал глухой шум в том месте, где раньше лежал. Этот шум прозвучал реальной угрозой.
Случилось самое худшее: собаки взяли след и, к моему несчастью, решили, что я — лучшая добыча.
Меня охватила паника, которая вела к гибели.
Я перестал соображать и бросился бежать, как то равнинное животное, только бы оставить свору позади. Но мои силы уже были подорваны, и я знал, что далеко не убегу. Я перескочил через ограду, помчался по полю и…
Под моими отяжелевшими лапами уже не было почвы. Я был в воздухе и падал…
Глава 12
Вокруг меня взметнулся песок, мое тело ударилось о землю с такой силой, что у меня прервалось дыхание, и я некоторое время ничего не чувствовал. Потом до меня смутно донесся дикий лай собаки. Я попытался встать. Все поплыло перед глазами, но постепенно зрение прояснилось настолько, что я мог увидеть, что упал в каменный колодец. Человек мог бы выбраться из него, цепляясь за неровности стен, но четыре лапы с прямыми когтями были тут бесполезны.
Я откинул голову назад и зарычал.
Этот рык, усиленный земляной воронкой, которая держала меня, заставил свору на некоторое время замолчать. Как бы не были возбуждены преследованием собаки, никто из них не осмелился прыгнуть вниз, ко мне, так что они изливали свою злобу только в лае.
Затем их отшвырнули в сторону, и я увидел смотревших на меня людей. Один в изумлении отшатнулся, другие уставились на меня. Один поднял лук, и я подумал, что мне не увернуться от стрелы.
Но человек, стоявший рядом со стрелком, с гневным окриком ударил по луку.