Космические Робинзоны

– Дальше… Я вылез из провала весь мокрый с ног до головы, в свинцовом, набухшем холодной ледяной водой пальто и такой же шапке-ушанке. Если бы не было той силы, веришь, нет, но пошёл бы я, друг мой, на дно, и никто бы меня не нашёл до весны, такие дела. А в тот момент сила духа советского пионера и подвиг Карбышева не позволили мне свернуть с намеченного пути. Мокрый, трясущийся, весь покрытый сосульками от заледеневшей воды, я всё-таки стойко дошёл до огромной краснорожей тётки с заиндевевшими ресницами, в белом грязном халате, надетом на телогрейку, торгующей на сорокаградусном морозе на вокзале с уличного лотка с надписью: «Мороженое». Тётка как дракон периодически дышала паром из рта на замёрзшие руки и приплясывала в валенках на морозе, подозрительно посматривая на меня.

– Тебе чего, малец?

– Мне стаканчик молочного за 10 копеек!

– А ты в ледышку окончательно не превратишься?

– Да я не себе, тётенька, я братишке, болеет он шибко.

Я, конечно, бессовестно врал. Никакого братишки у меня не было, потому что в те годы советские граждане не могли позволить себе более одного ребёнка. К тому же кормить больного ребёнка зимой мороженным не самая хорошая идея для лечения, но тётка в нестыковки вдаваться не стала.

– Ну держи, только беги скорее домой, отогревайся! Смотри – весь промок! Где тебя так угораздило?

Представляешь какие мы были железобетонные дети? А всё почему? Потому что мороженное – это был верх наслаждения и блаженства, запретный плод, голодная детская мечта. Желание обладания им не могли остановить ни котлован, ни сорокаградусный мороз, ни промокшее насквозь пальто. И в огне мы не горели, и в воде не тонули, а росли сами по себе, как сорная трава, но никого своими проблемами не грузили. Поколение было такое, потом уже таких людей не делали.

*****

Лучшим моим другом в детстве был Андрюха Нашев, по прозвищу Рыба, с которым мы жили в одном подъезде и сидели за одной партой. Дружили мы с ним с первого класса, Андрюха был в детские годы парень неплохой, только хулиганистый. Именно он посвящал меня в самые опасные приключения и забавы тех лет, каждая из которых могла стоить жизни.

Той же зимой Рыба научил меня кататься на коротких жёлтых лыжах, очень модных одно время. Нормальных лыж было не достать, а эти короткие пластмассовые обрубки продавались везде за копейки. Кроме того, их легко было запрятать в школьный портфель или сумку со второй обувью. Основным назначением коротышей было, зацепившись за задний крюк-сцепку к трамваю лыжной палкой, ехать за ним зимой на бешеной скорости по трамвайным путям, рискуя или разбиться при торможении, или угодить под трамвайные колёса и лишиться ног. Но опасности с лихвой компенсировались тем драйвом и адреналином в детских головах, которые вызывала зимняя безумная поездка по заснеженным рельсам, поднимая облака искрящегося на морозе снега. Правда Пашку из 175-й школы на зацепе проткнуло лыжной палкой насквозь, а Михан из красных коробок лишился обеих ног. Но это так, с нашими-то пацанами ни с кем ничего не произошло.

Ездили мы на трамвайном зацепе в одно очень секретное место, мечту всех школьников тех лет – на Булку. Булкой дети называли Девятый Ленинградский хлебозавод, куда все гоняли после уроков на трамвайном коротколыжном снежном фристайле, лихо соскакивая на повороте, через три остановки от нашей школы, в месте где состав притормаживал на светофоре. Волшебный портал на Булку был открыт пацанятами из соседних дворов совершенно случайно. Хлебозавод в те времена являлся режимным объектом и охранялся не хуже военной базы. Он был обнесён высоким забором с колючей проволокой, а по периметру то и дело шныряли ВОХРовцы и собаками. По мальчишечьему сарафанному радио передавалась легенда о секретном месте, через которое можно было пробраться на хлебозавод в обход охранников, которая как бы фантастически не звучала, а оказалась абсолютной правдой. В одном из дворов, к высоченному хлебобулочному забору примыкали гаражи, и вездесущие пацанята нашли за одним из них пролом неприступной ограды, через который они стайками и просачивались внутрь вожделенной «Булки».

Глава 5. Проще всего перейти черту, когда не видишь её.