Ариям был знаком не только простой 29–30-дневный синодический месяц, исчисляемый по видимым фазам Луны, но и сложный драконический, исчисляемый по пересечениям земной и лунной орбит. В их сосуществовании мы убедились при анализе росписи кеми-обинской гробницы под VI слоем Высокой (рис. 15
). В арийском эпосе драконический месяц отразился в сюжете о 50 дочерях Дакши, 27 из которых были отданы Соме — Луне и стали накшатрами («домами ночи») — знаками лунного зодиака.«Ригведе», как и создателям VIII слоя Высокой Могилы (рис. 28
), был хорошо известен также и солнечный зодиак. В обоих случаях предпочтение отдавалось месяцам благоприятного полугодия, заключенным между весенним и осенним равнодействиями, то есть относящимся к периоду наиболее интенсивной жизнедеятельности и основных сельскохозяйственных работ.Ввиду разновеликости углов, в которые заключены 12 расположенных у горизонта зодиакальных созвездий, количество последних, проходимое солнцем между началами весны и осени, колебалось на протяжении V–II тысячелетий до нашей эры от шести до восьми. Да и продолжительность «месяцев» была различной — от семи до семидесяти пяти дней, с чем мы и столкнулись при анализе азимутов, отмеченных лучами-дорогами солнцеобразного слоя VIII Высокой Могилы. Такая неравномерность вытекала прежде всего из стремления отметить особыми датами начало сева и жатвы, отела и выгона скота и прочие важные события.
Разновелики были годовые сезоны и даже количество их. Чаще всего их выделялось 3 (лето делилось между весною и осенью), но известны и 4–6-членные деления. Последнее представлено, например, на продольных стенках гробницы под VI слоем Высокой: как и в одном из заклятий «Атхарваведы», между летом и осенью выделены «жаркое время» и «время дождей». Продолжительность сезонов в одном и том же году колебалась от двух до четырех месяцев. Более того, изменялись начала нового года: им могло стать одно из равноденствий или солнцестояний; практиковалось, очевидно, и несколько «новых годов» в течение года. Не с этим ли сталкиваются археологи, путаясь в том, когда же следовало «воскресать» погребенному: на рассвете летнего, куда обращена голова, или же зимнего солнцестояния, куда обращено лицо покойника?
Приверженность неудобному, по нашим представлениям, трехсезонному году объясняется стремлением совместить его с трехступенчатой моделью мироздания: низ — середина — верх. Эта модель соотносилась в «Ригведе» с понятиями бхух (земля, почва), бхувах (атмосфера со светилами), свах (небо с водами). Универсальной моделью Вселенной стало дерево с его корнями — стволом — кроной, а также ноги — туловище — голова человека. Эта модель выражена в захоронениях, где чаще всего окрашены охрой голова и ступни погребенного, а также в курганах, где выделены подземелья (могилы), земля (насыпь), небеса (жертвенники на вершинах).
Курганы же с наибольшей очевидностью показывают, как использовались элементы зачатков науки для всевозможных магических спекуляций. Творцы обряда могли поменять местами «землю» и «небо», могли упрятать «космического странника» под землю, а могли и «вознести» в погребальном костре, могли придать сосуду моделировку Вселенной, а могли наполнить предназначенной покойнику пищей… Такими способами жрецы пытались магически воздействовать на мироздание, дабы получить желаемые результаты: своевременные дожди и тепло, торжество жизни над смертью…
Рис. 24. Изображения в «Гроте быка» Каменной Могилы.
Можно упрекнуть древних мудрецов в стремлении уйти от ответов, в заблуждениях, в обмане соплеменников… Да, без этого не обходилось. Однако в общеисторической перспективе магия сыграла, в общем-то, положительную роль, явившись колыбелью абстрактного мышления. Первоначальное же становление науки пошло по пути обобщения практики.
Конкретное и абстрактное — это те полюса, между которыми пульсировало еще не расчлененное на науку, философию, религию, искусство первобытное мировосприятие.
Принято считать, что первобытное мышление было очень конкретным, а культурный прогресс сопряжен с развитием абстрактного мышления. Это верно лишь в общем: в русле поступательного процесса довольно отчетливо выделяются циклы усиления или ослабления того и иного способов восприятия, причем и в древности человеческий разум являл такие шедевры абстракции, всестороннее постижение которых весьма затруднительно даже для современных специалистов.