Так, с этим ясно. Теперь следующее. Отныне нигде на планете Тиренс не будет чувствовать себя в безопасности. Убийство патрульного карается смертью. За ним будут гоняться и через пятьдесят лет – если, конечно, ему удастся протянуть столько. Значит, с Флорины пора убираться.
Как?
Положим, один день он ещё протянет: если судьба расщедрится, патрульные проявят максимум тупости, а самому Тиренсу очень повезёт. С другой стороны, это – его преимущество: двадцатью четырьмя часами жизни вполне можно рискнуть. Следовательно, Тиренс способен пойти на такое, что не придёт в голову ни одному здравомыслящему человеку.
Он встал.
– Я ещё не закончил, сэр. – Джейкоф поднял голову. – Я пишу очень аккуратно.
– Давай сюда, чего ты там понаписал. – Тиренс взглянул на поданный листок. – Ладно, достаточно. Если к тебе зайдут другие патрульные, не вздумай докучать им и говорить, что уже подал нужные сведения. Они спешат и могут дать тебе другие задания. Кстати, никто из них сюда не идёт?
– Нет, сэр, – откликнулась девочка у окна. – Выйти на улицу посмотреть?
– Не надо. Скажи-ка лучше, где здесь ближайший лифт?
– В четверти мили налево от нашего дома, сэр. Вы можете…
– Да-да, открой дверь.
Патруль вывернул из-за угла как раз в тот миг, когда за Тиренсом закрылась дверь лифта. Сердце бешено колотилось. Облава, похоже, началась. Ищейки висели у него на хвосте.
Минуту спустя он, со всё ещё бьющимся сердцем, вышел из лифта в Верхнем городе. Здесь укрытий не будет. Ни тебе толстых опор, ни надёжной крыши над головой.
Тиренс чувствовал себя чёрной точкой, двигающейся среди разноцветья зданий. Он был у всех на виду. Казалось, на него указывает огромная чёрная стрелка.
Патрулей не было. Нобили смотрели сквозь него. Если для флоринианца патрульный – это ходячий ужас, для нобилей он – никто. Что может сейчас спасти ему жизнь.
Представление о Верхнем городе у Тиренса было смутным. Где-то здесь находился городской парк. Самым логичным было бы спросить дорогу. Или подняться на какое-нибудь высокое здание и оглядеться. Первое исключалось: патрульные не нуждались в путеводителях. Второе было рискованным: внутри помещения его форма будет слишком бросаться в глаза.
Он просто двинулся вперёд, руководствуясь туманными воспоминаниями о мельком увиденной когда-то карте Верхнего города. И не ошибся. Через пять минут показался парк. Это был искусственный оазис зелени площадью около сотни акров. На Сарке парк имел довольно скандальную репутацию – он славился не только буколической[1]
идиллией, но и ночным разгулом. Коренные флоринианцы, каким-то чудом прознавшие о парке, представляли его раз в десять больше по размеру, чем он был на самом деле, и в тысячу раз роскошнее.В реальности это был просто приятный уголок. В мягком климате Флорины он зеленел и цвёл круглый год. Лужайки, деревья, каменные гроты. Небольшой пруд с рыбками и пруд побольше, где могли плескаться дети. По вечерам, пока не начинался дождь, зажигалась иллюминация. Именно в это время парк был особенно оживлён. Танцы, трименсиональные шоу, парочки, бродящие по извилистым тропинкам.
Тиренс никогда прежде здесь не был. Парк показался ему инородной опухолью на теле планеты. Почва, камни под ногами, вода и деревья покоились на мёртвом слое бетоносплава. Это раздражало Тиренса. Он подумал о бескрайних кыртовых полях, о южных горных хребтах – и почувствовал презрение к чужакам, построившим себе эту безделку посреди подлинного великолепия.
Где-то с полчаса он бесцельно шагал по дорожке. То, что он задумал, можно было совершить только в парке. Хотя даже здесь это было чрезвычайно трудно. В других же местах попросту невозможно.
Никто Тиренса не видел, не обращал на него внимания. Он был в этом уверен. Спросите какого-нибудь нобиля, не встречал ли он вчера в парке патрульного. Тот только недоумённо вытаращится на вас. С таким же успехом можно поинтересоваться, видел ли он пролетевшую мимо муху.
Однако парк был чересчур обихоженным. Отчаяние в душе Тиренса нарастало. Он поднялся по лесенке между валунами и начал спускаться в чашеобразную впадину, окружённую пещерками, которые специально создали для уединения парочек, застигнутых ночным дождём (всегда оказывалось парочек больше, чем можно было ожидать).
И тут Тиренс увидел того, кого искал.
Мужчину! Вернее – нобиля. Парень прохаживался туда-сюда. Быстрыми затяжками докурил сигарету, кинул окурок в пепельницу. Тот, полежав несколько секунд, со вспышкой исчез. Мужчина бросил быстрый взгляд на часы-кулон.
Больше в котловине никого не было. Народ стекался сюда ближе к вечеру.
Нобиль явно кого-то ждал. Тиренс оглянулся. Лестница тоже пустовала. Сюда наверняка должны были вести и другие лестницы. Неважно. Второго шанса может и не подвернуться.
Тиренс направился к нобилю. Тот, естественно, не замечал его до тех пор, пока староста не сказал:
– Прошу прощения…
Фраза была вполне почтительной, однако нобили не привыкли, чтобы патрульные, пусть даже с уважением, хватали их за локоть.
– Ты что себе позволяешь?!