Подполковник Адор вошел в просторный холл здания службы внутренней безопасности. Этот человек с синей кожей внешне похожий на человека принадлежал к расе чандриев. Он прошел пункт досмотра и последовал к своему кабинету. На его счастье лифт приехал пустым. Никто не будет отвлекать подполковника от его дел. А дел у него было много.
Цезерес. Цакр. Здание службы внутренней безопасности. Лифт. День.
Адор стоит в лифте. Он поднимается на 13 этаж, именно на этом этаже находится его родное навигационное управление, в котором он работает около 10 лет. В памяти Адора свежо воспоминание о получении должности навигатора в навигационном управлении. Эту должность он получил благодаря определённому существу, и теперь это существо просит вернуть должок. В кармане подполковника пискнул голограф. Он получил сообщение. Подполковнику осталось дойти своего кабинета и просмотреть сообщение. Он бы не рискнул проверить голограф в лифте – слишком велика вероятность прослушки. Уже давно ходят слухи о прослушивании всех лифтов и коридоров. Как ни странно, но только личные кабинеты работников не прослушиваются. Сенат слишком сильно уважает частную неприкосновенность. Лифт остановился и Адор прошел на свой этаж, устремившись к своему кабинету.
Цезерес. Цакр. Здание службы внутренней безопасности. Кабинет Адора. День.
Войдя в кабинет и заперев за собой дверь, Адор достает голограф и включает сообщение. На маленьком приборе появляется голограмма неаболурианского адмирала Кариостро.
Карисотро.
– Адор, время вернуть должок. Мне нужно, чтобы ты по моему сигналу отправил флот Сената в дальние системы.
Голограмма померкла и исчезла совсем. Адор ухмыльнулся и связался с Кариостро. На этот раз голограмма адмирала общалась с подполковником в реальном времени.
Кариостро.
– Ты хотел со мной поговорить?
Адор.
– Ты берешь слишком большую плату за одну небольшую услугу.
Кариостро.
– Да ну. Думаешь, мне легко было взять и расправиться с действительно полезным человеком для этой должности.
Адор.
– И все же: отправить флот Сената в дальние системы, мои данные проверит развед служба и служба внешней безопасности.
Кариостро.
– Значит, сразу предъяви им доказательства. Ты получишь видеозапись с нашим флотом в одной дальней системе, покажешь ее всем нужным службам.
Адор.
– Вы все так хорошо спланировали, но стану ли я вам помогать?
Кариостро.
– Не забывай, что ты мне должен. Война, друг мой, закончится в скором времени, и Сенат падет. От твоего выбора зависит твое будущее.
Адор.
– Ты собираешься купить меня?
Кариостро.
– Мне кажется, я уже купил тебя.
Адор.
– Это ты так думаешь.
Кариостро.
– Я сейчас же могу под анонимным ником отправить в Сеть компромат на тебя, но тогда ты не сможешь увидеть поражения Сената. Что там делают у вас с предателями в режиме военного времени?
Адор.
– Расстрел без суда и следствия.
Кариостро.
– Вот видишь. А так я даю тебе шанс для новой жизни.
Адор задумывается над предложением Кариостро, затем отвечает неаболурианцу.
Адор.
– Перекидывай координаты.
Кариостро.
– Они уже на твоем голографе.
Голограмма неаболурианца исчезла. Сразу после этого голограф Адора пискнул. Он принял входящее сообщение.
Тверку. Дождь. Вечер.
Не так давно планета Тверку присоединилась к захваченным неаболурианским флотом планетам. На этой планете неаболурианцы повели себя как на многих других захваченных ими планетах: принялись грабить и убивать. Помимо этих двух занятий неаболурианцы сгоняли жителей поселков и городов в наспех построенные бараки. Так на каменной планете Тверку впервые появились концлагеря.
Узники лагерей – мужчины, женщины и дети – работали день и ночь во славу Неабулии. Они извлекали из шахт ценные породы нужного для кораблей металла. Строили двигатели и мелкую технику для решающего наступления неаболурианской армии и флота. Бывали и те, кто заболевал или находился при смерти. С такими разбирались на месте, отправляя их в утиль. Неаболурианцам не нужна ноша в виде больных, старых и немощных существ. Им были нужны чернорабочие, которые за слабое подобие еды и несколько часов отдыха выполнят всю черную работу. В первое время в лагерях подавлялось множество бунтов, каждый бунт ознаменовал собой новые смерти. Всех зачинщиков расстреливали без суда и следствия, а на следующий день весь лагерь строили в несколько колонн для показательной расправы. Называли несколько сотен первых попавшихся номеров – у узников лагеря не было имен, был лишь номер – и вышедших существ приговаривали к самой жестокой казне, а именно: сожжение, замуровывание заживо, разрывание хищниками из здешней фауны и четвертование.