— Умирали, мы все умирали. Я стрелял из ружья, целился во что-то в море клыков и рогов. Вряд ли попадал. Могли ли мы их убить? Не думаю. Не видел, как они падали. Всё это было ошибкой, дьявольской ошибкой.
Его глаза кружились, словно ища цели. Я внимательно смотрела на Морбаха. Если он вновь нападёт, я буду готова.
— Увидел, как один бросился на меня. Он взбирался по склону, ещё сжимая в когтях тела. Увидел меня. Бросился. Я не мог сделать ничего. Застыл. Тварь двигалась, как во сне — рывками, мелькая, прыгая. Смерть пришла. Я был мёртв.
Я невольно улыбнулась.
— Ты не был мёртв. Что произошло?
— Не знаю.
И тогда о тоже улыбнулся. Но искренне, а не с фальшью. Улыбка преобразила его лицо. Морбах почти мог вновь сойти за человека.
— Не знаю, кто это был. Он схватил меня за плечо. Боль была ужасной. А затем отшвырнул словно пушинку. Я тяжело упал и почти сразу отключился. Помню, как кровь стекала по визору шлема. Броню разорвало.
Он всё ещё улыбался.
— Он меня отбросил. Спас.
— Кто?
Морбах посмотрел на меня. Его взгляд прояснился.
— Один из зверей.
— Зверей?
— В доспехах людей. Огромные, серые, воющие. Неудержимые. Жестокие, как кишевшие вокруг твари. Они ринулись в кровь и дым так, словно родились для этого. Чудовища выли в ответ, но звери не дрогнули. Они могли причинить им боль. Они причинили им боль. Заставили скулить.
Он усмехнулся, вспоминая.
— Чем они были? — надавила я, вспоминая коготь. Вспоминая древние мифы, легенды, слухи. Начиная задумываться.
Морбах молчал. Он затерялся в своих воспоминаниях, редком миге доблести среди леденящих кровь ужасов.
— Я разглядел одного, — наконец, задумчиво протянул Морбах. — Того, кто меня отбросил? Возможно. Он стоял прямее, чем другие, как человек, но был гораздо выше. В руке топор, сверкавший синим огнём. Борода, серая как пепел, всклокоченные длинные волосы. На мгновение он посмотрел на меня. Я никогда не видел таких печальных глаз и такого мрачного лица. Такого благородного лица.
Улыбка сержанта поблекла.
— А затем он исчез, ушёл, его старый плащ развевался по ветру… — Маттиас посмотрел на свои руки. Они ещё дрожали. — Те, кто был ещё жив, жалкая горстка, забрались в уцелевшие шаттлы. Помню, как я забрался в отсек экипажа. Плечо болело и горело, но это было не важно. Мы выбрались. Доковыляли домой. Остальное вы знаете.
Я была поражена. Котеас ошибся. Это было нечто новое. Никто другой не мог связно рассказать о том, что произошло в Душе Пустоты, но я видела убеждённость в глазах Маттиаса и думала, о чём ещё он мог бы поведать.
Я пыталась скрыть волнение. Мы так мало можем противопоставить демонам, и нас сильно прижали после разорения Врат. Если есть союзники, способные убивать нерождённых на их проклятых мирах, то мы должны узнать о них больше.
Я встала.
— Постарайся вспомнить всё. Каждую подробность: символы на их доспехах, слова. Это важно. Твою душу ещё можно спасти. Я скоро вернусь. Постарайся вспомнить всё, пока я не приду.
Он посмотрел на меня со странной уверенностью.
— Не бойся за мою душу.
Я вышла из камеры, не забыв закрыть дверь на замок. Снаружи всё так же было пусто. Тени сгущались. Я поспешила по коридору к спиральной лестнице и побежала, перескакивая по две ступени. Спустилась на один этаж, затем другой. На ходу включила передатчик в воротнике.
— Сообщение для лорда-инквизтора.
Ответил сервитор.
— Укажите характер сообщения.
Я выругалась. Котеас всегда занят, но времени мало, и я знала, что его будет трудно переубедить.
— Приоритетный вызов от инквизитора Дамьетты. Это не…
Освещение отключилось.
Всё погрузилось во тьму. На мгновение я застыла, а затем пожалела, что не надела доспехи. У меня не было ни инфразрения, ни брони. Я достала пистолет и пригнулась, вслушиваясь.
Я пыталась возобновить связь, но слышала только помехи. Далеко снизу доносились приглушённые хлопки, похожие на взрывы осколочных гранат.
Сердце забилась чаще. Я сняла пистолет с предохранителя и начала подниматься обратно, вслушиваясь, пытаясь понять, что происходит. Внизу что-то двигалось — хлопали двери, что-то громыхало, разносилось эхо тяжёлых шагов. Я пыталась угадать численность, положение.
Затем взвыли сирены. Включилось аварийное освещение, залив коридоры кровавым светом. Я выругалась вновь — отвлеклась — и двинулась дальше.
Я дошла до коридора прямо над этажом, где была камера Морбаха. Этаж был освещён, но в коридоре всё равно было темно. Вдоль стен тянулись ряды закрытых дверей. Через сто метров на дальнем конце едва виднелся лестничный колодец — чёрный провал в тени.
Я кралась по коридору. Из камер не доносилось ни звука — заключённым едва хватало сил, чтобы дышать, и если они и слышали что-то снизу, то просто в ужасе жались к стенам.
Снизу доносились звуки — хриплое сопение или возможно рычание, горячее и шумное. Волосы встали дыбом. Я чуяла порох. Чуяла… что-то другое: кислый, звериный запах.
Я дошла до спиральной лестницы и начала спускаться, держа перед собой двумя руками пистолет и стараясь не шуметь. Моё сердце колотилось.