Толстая, пестрая шкура громоволка, убитого и освежеванного Свартраской в юности, обрамляла его когтистую "руку", а бронзовый шнуровой орнамент, сработанный мастером-оружейником, украшал саркофаг, покрытый выбоинами и зазубринами. Сопровождавшие дредноут волки щеголяли белоснежной шерстью, бледно-голубой радужкой глаз и черепами, наполовину замененными кибернетическими имплантами. Окованные сталью клыки были обнажены, а загривки ощетинились.
— Добро пожаловать в Волчью крепость, брат Финвульф, — прогромыхал Гунвард. — Мой собрат еще пребывает в спячке, но пробудится, услышав о твоем прибытии.
— Твои братья по Этту рады видеть тебя, — ответил Рауд.
— А волки как раз наоборот, — добавил Ангейр.
— Не обращай внимания, железный жрец, — сказал Свартраска. — Этот мир пробуждает Кровавого когтя в каждом из нас.
Дредноут повернулся обратно к Рауду:
— Скажи мне, волчий жрец, привел ли с собой незакаленную в боях молодежь, готовую внимать старому вояке?
— Конечно, — ответил тот, когда восемь самодовольных Кровавых когтей в блестящей боевой броне зашагали из нутра "Громового когтя". — Эта несдержанная стая просто нуждается в муштре.
Гунвард крепко стиснул кулак, и его громкоговорители задребезжали от смеха, пробравшего Рауда до костей подобно вьюге.
— Тогда они не ошиблись местом.
Кулак Солвора Гутрига мощно впечатался в щеку Стайкара Скамлауса, обрушивая того на каменную гладь утеса. Разъяренный Кровавый коготь приготовился нанести второй удар, в котором уже не было нужды: Скамлаус не особо-то и торопился подниматься на ноги.
— Клянусь Всеотцом, мне кажется, что ты его убил! — воскликнул Тригг Вишальв, направляясь к юнцам.
Ангейр Хальвмунд оттолкнул Кровавого когтя, склонившегося над поверженным противником, и коснулся протезированной рукой подбородка потерявшего сознание Стайкара.
— Он жив, — сделал заключение железный жрец, — но я все же не прочь его добить за столь быстрый проигрыш.
— Солвор умеет поставить удар, — заметил Викар Снэрхунд, единственный из числа Когтей, кто не носил шлема. Сильный холод высокогорий, похоже, совсем не беспокоил молодняк; побочный эффект Канис Хеликс, как подозревал Рауд, наделяющий всех их нечувствительностью к перепадам температуры.
Три недели напряженных тренировок в горах все сильнее распаляли горячность характеров. Жаркие перепалки возникали ежечасно, и Рауд поражался, на сколько хватило стаи, чтобы не начать грызть друг другу глотки.
Сам воздух словно был проклят, взбудораживая кровь и не давая покоя их душам. Даже Рауд почуял это, когда недисциплинированность Кровавых когтей стала раздражать его легендарное терпение. Аркона была неподходящим местом для темперамента Волков.
Не единожды ему приходилось держать свой нрав и кулаки под жестким контролем. Память об услышанных вполуха историях, что рассказывали шепотом у тускло горящих костров, усмиряла его внутреннего зверя; истории о собратьях из Этта, пробывших на Арконе слишком долго, и учиненном ими кровопролитии.
Каждый прожитый на планете день делал их уязвимее к проклятию, вплетенному в саму структуру наследия их генетического прародителя.
— В качестве наказания для Солвора, — поведал Тригг, — скальды спели о том, как он на своем горбу таскал кладочные блоки, предназначенные для каминного зала его отца.
Рауд помнил эту историю и безоговорочно верил ей, глядя на мощный стан Солвора. В молодом воине ощущалась жажда боя, от которой он уже постарался избавиться.
— Такой удар изуродует лицо хуже, чем у Льота, — произнес Тригг, незаконорожденный сын вождя аскоманнов. Долговязому юноше приходилось бороться до последнего за объедки с отчего стола.
Лицо Льота Кривобородого скрывал шлем, но Рауд знал, что замечание Вишальва было не так уж далеко от истины. Драчуну с гневным характером, Льоту досталось в разы больше ударов, чем стоило бы получить, поэтому он славился своим уродством.
— Никто со мной в этом не сравнится, — ответил тот, безмерно гордый боевыми шрамами и исковерканной внешностью.
Стайкар Скамлаус зарычал и оперся на локти. Он схватился рукой за челюсть и постарался оправиться от последствий удара Солвора.
— Неужели брат Гунвард ударил меня? — пробормотал он.
— Нет, — сказал Гутрик, протягивая руку, — это был я.
— А почему?
— Я… я не помню, — задумался Солвор.
— Странно, — ответил Стайкар. — Я тоже.
— Кровавые когти, — вздохнул Ангейр Хальвмунд. — Только они начинают драку, забывая о причине.
Больше всего на свете Рауду хотелось закончить дела на этом мире. Какая бы глубоко скрытая ярость ни заставляла их бросаться друг на друга, она становилась сильнее, и это был лишь вопрос времени, кто прольет первую кровь. Не успев ответить Ангейру, Финвульф получил сигнал о входящем сообщении в воксе, встроенном в шлем.
— Брат Гунвард, — сказал Рауд, — что-то неладное?