Космический беглец

Этнограф проверил, работает ли магнитофон, и продолжал расспрашивать:

– А как ты его называешь?

– Этого я не могу тебе сказать, это - табу.

– Ну хорошо. А скажи тогда, он приходит к тебе каждый раз, когда ты его позовешь?

– Нет. Но вот уже десять дней как он приходит часто, даже когда я его не зову. Он был у меня сегодня вечером. Разве вы не встретили его?

Они отрицательно покачали головами перед этой святой простотой.

– Скажи, пожалуйста, а разве сегодня вечером… не табу то, что ты нам рассказываешь?

– Он сказал мне, чтобы я правду отвечала extranjeros, и тогда у меня будет “хороший шанс”.

– Он так прямо тебе и сказал? - удивился этнограф. - Разве он знает, зачем мы на Te Pito o te Henua?

– Да. Вы ищете ронго-ронго.

Христиан достойно выдержал этот удар и спокойно выложил на стол три увеличенные фотографии ронго-ронго, обнаруженных в пещере на Моту-Нуи. Тюпютахи долго рассматривала снимки, поворачивая их и так и эдак, потом положила перед собой поудобнее и начала петь вибрирующим голосом.

Этнограф и учительница раскрыли рты. Каким образом старуха могла понимать значение этих идеограмм, отличающихся от известных ронго-ронго на дереве? Ведь только те она и могла знать?

Песня ее была ни на полинезийском, ни на диалекте, которым пользуются жители острова Пасхи. Это было что-то другое, хотя и попадались отдельные полинезийские слова.

– Ну вот, - закончила она, спев выбранные Христианом наугад образцы.

– И ты понимаешь эти ронго-ронго? Ты действительно понимаешь их смысл?

– Да. Мой Аку-Аку вложил его в мою голову.

– В твою голову? - переспросила учительница.

– Да. С помощью такой штуки, - она изобразила пальцами прямоугольник. - Это заблестело и вошло мне в голову. Это легко. Это приятно. Это теперь поет в моей голове.

Маева бросила вопросительный взгляд на Денуае, а тот, чтобы старуха не поняла, ответил ей по-французски:

– Существо показывало Тюпютахи что-то вроде светящегося прямоугольника. Ты в этот момент, испугавшись, пряталась за скалой. Объект испускал голубоватое свечение и, казалось, загипнотизировал старуху. После ощущений, которые она нам сейчас столь наивно описала, можно предположить, что речь идет о каком-то гипнографическом аппарате, об инструменте, способном зафиксировать в ее мозгу песни и даже, может быть, смысл ронго-ронго, найденных нами на острове. Удивительнейшая вещь!

– А ты можешь пересказать нам смысл песни? - обратился он к аборигенке.

– Здесь говорится о каких-то великих делах, - предупредила она, прежде чем переводить идеограмму, а затем начала:

– Т’RUV поднялся очень высоко. Дома упали. Т’RUV все поднимался, а дома опускались вместе с холмами. M’houn ушел вместе с Bagivma; другие были мертвы. Живые пошли к большой земле в сторону восхода, к земле, где жили маленькие дикие люди. Новая жизнь началась для этих M’houn, но затем Т’RUV покрыл горы. Все.

– Спасибо, Тюпютахи. Конечно, - вздохнул этнограф, - все это очень интересно, но позволь спросить тебя об этом исходе. И вообще, кто были эти “M’houn”?

– Люди, - ответила старуха. - Люди, немного похожие на Tangata manu.

– А T’ruv, это Tirouvi? То есть “потоп”? - спросила учительница, которая, конечно, поняла это полинезийское слово.

– Итак, - констатировал Христиан, -эта история начинает приобретать более четкую форму. “Холмы опускались…” Может, там сказано, что их поглощал потоп? Или они опустились в связи с геологическим катаклизмом? Продолжай, Тюпютахи…

– Bagivma, - продолжала старуха, - это шары, которые летают.

– Светящиеся шары? - удивленно воскликнул Денуае. - Но как этот древний текст может сообщать об аппаратах, способных переносить по воздуху людей, пусть даже и отличных от нас, но все же современников потопа?!

– Ты просил меня объяснить ронго-ронго, я тебе и объясняю. Дай мне другие, и я тебе их пропою.

– Завтра я тебе принесу фотографии многих ронго-ронго. Ты можешь держать их у себя столько, сколько нужно, чтобы перевести. А, кстати, твой Аку-Аку придет завтра?

– Manana? Guien sabe? Он приходит, когда захочет.

– Если вдруг он придет, скажи ему, что я хотел бы с ним встретиться, - проговорил он после короткого колебания.

Учительница, услышав эти слова, беспокойно вздрогнула. А старая полинезийка отрицательно помотала головой, не выказывая никакого удивления.

– Он не хочет тебя видеть. Может быть, позже. Он мне сказал об этом перед тем, как ушел.

– Любопытно, - пробормотал этнограф, как бы про себя. - А ты понимаешь, что он говорит? Кстати, на полинезийском или на… современном языке? Или на каких-нибудь других языках?

– Конечно, я его понимаю. Несколько раз разговаривала с ним на испанском. А однажды он принес книги, разложил их на столе, пока мы разговаривали. Они были в сумке из стекла.

– Как это из стекла? Ты хочешь сказать - в прозрачной сумке?

– Да. Но она была закрытая и мокрая. Он разрешил мне их посмотреть. Там были картинки - большие дома, люди, огромные джипы, еще больше, чем у губернатора.

Этнограф нарисовал грузовик в блокноте.

– Такие?