Космический десант

Картофельный и свекольный ряды были пусты, если не считать одной женщины, что торговала семечками.

Удалов подошел к ней, спросил:

— Попробовать можно?

Та пожала плечами.

Удалов взял семечко — было оно горелым и пересушенным.

— Плохо, — сказал он.

— Скажи спасибо, что такое есть.

Удалов направился мимо пустых прилавков, где не видно было ни кокосов, ни яблок, к мясному павильону, но увидел над ним яркий плакат: «Выставка-продажа веников».

И в самом деле — внутри торговали вениками, шибко торговали, люди в очереди стояли. А мяса не было и в помине.

«В неудачный день я попал», — подумал Удалов. Он взглянул на прилавки, где обычно продавали молоко, сметану и творог.

Там стоял один мужик мрачного вида, перед ним банки.

— Что есть? — спросил Удалов, полагая, что масло и сметана таятся под прилавком.

— Как что? — удивился мужик. — Не видишь, что ли? Банки.

— Пустые?

— А тебе полные, что ли, подавай?

— Понял, — сказал Удалов и пошел дальше.

Присмотрелся к очереди за вениками, нашел в ней знакомые лица. Даже возникло желание — купить веник Ксюше. Правда, дома веник есть, но раз все стоят, очень хочется встать. Это атавизм, понял Удалов, превозмогая себя. Атавизм, оставшийся с тех времен, когда еще был дефицит. Это надо выдавливать из себя по капле — так, кажется, учил писатель Чехов.

Удалов ничего на рынке не приобрел. Но от этого проголодался. Вроде бы обедать рано, но когда видишь, что пищи вокруг нет, — начинает мучить голод. Удалов не стал заходить в музей рынка, что стоял на месте кооператива «Розы и гвоздики», а поспешил к выходу. Там, направо от входа, есть столовая «Пышка», славная столовая, сытная, недорогая, на семейном подряде Муссалимовых.

У входа Удалов нагнал знакомого провизора Савича.

Савич нес два веника.

— Никита! — позвал Удалов. — Ты почему не на службе?

Это он так сказал, в шутку.

— Что? — Савич испуганно оглянулся. — Я имею бюллетень! — Но тут узнал Удалова и оттаял. — Чего пугаешь? Так и до инфаркта довести недолго. Я уж решил, что дружинник.

Лицо Савича было потное, мучнистого цвета. Свободной рукой он стянул с лица шляпу и начал вытирать ею лоб и щеки.

— Прости, — сказал Удалов. — Я и не подумал, что тебя испугаю. Вижу, ты — вот, думаю, хорошо, родную душу встретил. Ты веники покупал?

— Вот, выкинули.

— Хорошие веники, — вежливо согласился Удалов. — А как вообще жизнь?

— Ты же знаешь, что жизнь отличная, лучшая жизнь, — произнес Савич странным, срывающимся голосом.

— Это правильно, — сказал Удалов. — В утренних забегах участвуешь?

— Ты что имеешь в виду? — насторожился Савич.

Они уже вышли с рынка и остановились.

— Так, к слову пришлось. — Удалов понял, что опять проговорился.

— Корнелий Иванович, — сказал вдруг Савич. — Тебе направо, мне налево. Нехорошо, если нас вместе увидят.

— Чего в этом плохого?

— Не хочешь, как хочешь, — согласился Савич уныло. — Только учти — у меня бюллетень. Все по закону. И за Ванду я не обижаюсь.

— А что с Вандой? — спросил Удалов.

— С Вандой? Ты еще спрашиваешь? — Лицо Савича было трагическое, вот-вот заплачет.

— Ну, привет ей передавай, — сказал Удалов. Пора прощаться, пока не наговорил еще чего лишнего.

— Ей? Привет? От тебя?

Савич повернулся и побежал прочь, волоча за собой два веника как ненужный букет.

Надо срочно поговорить с самим собой, решил Удалов. Без этого тайны только накапливаются.

Поэтому он повернул направо. В сторону Пушкинской улицы.

Прошел под плакатом, натянутым над улицей:

«Хозяйство должно быть хозяйственным!»

Не понял его, посмотрел направо, где должен был стоять кооператив «Пышка». Кооператива там не было. На месте вывески скромная надпись:

«Прокат флагов и лозунгов».

Прохожих на улице было немного, некоторые лица знакомые, с ними Удалов по инерции раскланивался. Люди кланялись в ответ, но кое-кто при виде его прятал глаза и спешил мимо с опущенной головой.

«Тут должен быть гастроном, — сказал себе Удалов. — Зайду, куплю своему двойнику что-нибудь. Ведь неудобно в гости сваливаться без подарка. Икорки возьму, шампанского — впрочем, неизвестно, что здесь есть, чего нет. Возьму что есть».

Витрина гастронома обрадовала Удалова. Наконец-то все вернулось на свои места. Она почти такая же, как в родном Гусляре. Грудой лежит посреди витрины бычья туша, по бокам поленницами разные колбасы, за колбасами разделанная осетрина и лососина. Именно лососина Удалова и обрадовала, потому что такой розовой и крупной он давно не видел. Значит, с рынком ложная тревога — второй Гусляр кое в чем нас даже обогнал. Удалов вошел в магазин и удивился его пустынности. Смотри-ка, сказал он себе: свято здесь соблюдают рабочее время. Даже домашние хозяйки по магазинам в рабочее время не ходят. А может быть, здесь разработана всеобщая система доставки товаров на дом?

Удалов подошел к рыбному отделу. Но на прилавке не обнаружил ни лососины, ни осетрины. Даже шпротов не было.

— Девушка! — позвал он продавщицу, что вязала в углу.

— Чего? — спросила она, поднимая голову.

Господи, понял Удалов, это же Ванда Казимировна, жена Савича, директор универмага.